С. Смирнов Исповедь земле

С. Смирнов  Исповедь земле (фрагменты)
(проф. С. Смирнов  Древне-русский духовник. Москва, Синодальная типография, 1913)

В древней Руси двоевpie прошло несколько стадий развития: оно было той длинной лестницей, по которой въ течение вековь поднималась мысль нашего парода оть мрака язычества къ свету Евангелия.
исповедь земле встречается не въ простомъ, темномъ народе, а, я сказал бы, среди интеллигенции вольныхъ городовъ Пскова и Новгорода, въ секте стригольниковъ (второй половины XIV в.—перв. пол. ХУ),
Епископъ Стефанъ, вероятно, св. Стефанъ, просветитель Перми, обличая стриголъниковъ, пишетъ: «А кто исповедается земле, та исповедь не въ исповедь: ибо земля—бездушная тварь, не слышитъ, не умеетъ отвечать и не воспретить согрешающему. Потому не подаст Богъ прощения греховъ исповедающемуся къ земле». Далее Стефанъ говорить, что исповедь земле — это злая сеть, которую дьяволъ положилъ…
Наши языческие предки - славяне почитали землю какъ бога. Нашъ земледельческий народъ глубоко чтилъ, прямо обоготворялъ свою кормилицу-землю. „Ты небо—отецъ, ты земля—матьа, говорится въ народномъ заклятьи. Но уже древний летописецъ виделъ въ такихъ представленияхъ отступление отъ истины православия.
Обычное народное название земли — Мать сыра земля означаеть: „земля увлаженная, оплодотворенная дождемъ, способная стать матерью". Эта черта сближаетъ нашу землю уже съ греческой Деметрой, символомъ возрождения хлеба, богинею земледелия. „Не земля хлебъ родит, а небо", говорит нашъ народъ. Следовательно, онъ мыслить землю пассивнымъ началомъ, опять таки супругою неба-Сварога.
„По (греческому) народному воззрению, души предковъ возвращаются изъ земли къ новому земному рождению". Это чередование жизни и смерти называлось кругь рождений. Афиняне были уверены, что земля не даст новой жизни тому, кто не будеть погребен въ родной земле. Поэтому предателей они хоронили вне Аттики и пепел их после сожжения бросали въ море: родная земля не должна оскверняться трупами изменниковъ.

Древняя церковь учила, что языческие боги — бесы. Но народъ мыслилъ иначе. Боги для него идеальные образы и создания первыхъ проблесков поэзии, молодой испытующей мысли и проснувшейся совести. Это лучшее, что онъ могъ создать духовно.
Славянская мифология, какъ известно, не развилась еще до полнаго, отчетливаго антропоморфизма. Но земля въ христианское время представлялась совершенно человекообразным существом. Земля не бездушная тварь, она организмъ, подобный человеческому телу. „Земля сотворена яко человек: камение яко тело имать, вместо костей корение имать, вместо жилъ древеса и травы, вместо власовъ былие". Земля существо женское и въ лицевыхъ рукописяхъ изображается она женщиной, иногда престаелой. Народъ окрестилъ землю, какъ и другия свои святыни, христианскимъ именемъ: ея имя Татьяна.

Вода -дочка Ульяна,
Земля—мати Тетяно (вар. Татьяна),
Камне—брате Петро.

Добрыдень тоби, Романе-Колодезю, и тоби, Водо-Уляно, и тоби, Земле-Тетяноиз). Но именинницей земля бываеть не 12 января, а весною: въ Духовъ день или на Симона Зилота 10 мая, на другой день после Николы вешняго, покровителя земледелия. ЗемлЪ приписываются человеческия действия и настроения: „пьетъ и не напьется, дрожить или стучитъ при землетрясенияхъ, плачетъ1).
Земля есть действительно мать человека, породившая его изъ своихъ недръ, жалеющая и пекущаяся о немъ при жизни и возвращаюшая его въ свое лоно по смерти. „Земля, земля, мати сырая! Всякому человеку земля отецъ и мать". Все существо человека продукт земли:
„телеса наши отъ сырой земли,
Кости крепкия отъ камени,
Кровь-руда отъ Черна моря,
Наши помыслы отъ облакъ небесныхъ.

Земля неисчерпаемый источникъ силъ и здоровья для человека. При косновение къ ней даетъ ему новыя силы. Pyccкиe богатыри набираются силъ, упадая на мать сыру землю. Въ народной сказке богатырский конь дважды ударяет пятой добраго молодца — такъ, что тотъ падаеть на землю, и вслед затемъ спрашивает его: „много ль силы прибыло?" — „Прибыла сила великая", отвечает молодец»1). Отъ земледельца земля требует огромнаго напряжения силъ, работы до истощения ихъ. Былинная „тяга земная" оказалась не подъ силу даже могучему Святогору, за которымъ скрылся, вероятно, образъ библейскаго силача Самсона. Но сама же земля и возвращаетъ крестьянину положенныя въ нее силы. Въ иныхъ местахъ Poccии жатва заканчивается обрядомъ глубочайшей древности — завиваниемъ бороды Волосу. Жнеи садятся при этомъ въ кругъ и поютъ следующую песню:

„Нива ты нива, вотъ твое поле!
Поле ты поле, вотъ твоя жнива!
Жнива ты жнива, отдай мою силу!
Я жала, въ тебя силы клала".

Затемъ жнеи припадають къ земле спиною для получения силы и, перекувыркнувшись через голову, все поднимаются на ноги
Земля порождаетъ целебные злаки на пользу человеку, исцеляет и непосредственно. „Какъ здорова земля, такъ бы моя голова была здорова", говорятъ, прикладывая песокъ со дна родника отъ головной боли. Больные лихорадкою отправляются на то место, где, по ихъ мнению, приключилась болезнь, посыпаютъ вокругъ себя ячменной крупой и, кланяясь во все стороны, произносятъ: „прости, сторона, мать сыра земля! вотъ тебе крупицъ на кашу", и уверены, что земля простит ихъ, избавит отъ лихорадки.

По древнимъ представлениямъ, земля стояла въ близкихъ, интимныхъ отношенияхъ къ больной человеческой совести — преступлениямъ человека, его грехам и, просто, къ его тайнамъ. Земля мыслилась какъ судия и какъ искупительница грехов. Ею клялись, при чемъ целовали и даже ели землю. При спорахъ о земле, какъ одно изъ судебныхъ доказательств употребляется дернъ. Вырывается кусокъ дерна, одинъ изъ спорящихъ кладетъ его себе на голову и такъ обходить по меже, по границе участка, который онъ объявляет своимъ. Если онъ пройдет благополучно, это значить участокъ его. „Съ Богомъ! Бери, что обошел: такъ разсудила мать сыра земля. Если претендующий не прав, тогда сама мать родная земля прикроет его навеки".
Церковь боролась съ этимъ языческикь видомъ присяги и старалась заменить дернъ христианскимъ символомъ — иконой. „Образовое хождение" предписывает и Уложение царя Алексея. Но результатом этихъ усилий было то, что начали употреблять и икону и землю: икону Пречистой брали въ руки, а дернъ клали на голову4). Клятва землей самая страшная.
Одинъ клятвопреступникъ, добившийся спорной земли, какъ только сталъ на нее, тотчасъ же возопилъ великимъ голосомъ, — хотелъ бежать и не мог: - Горе мне окаянному, вопилъ онъ, эта земля на мне стоит: она меня покрывает, она меня погубит! Вот уже и прахъ этой земли засыплетъ мои окаянныя очи! — Силою привели больного домой, а онъ все вопилъ: „О, горе мне! эта земля какъ облако виситъ надо мною, и на меня рушится, и прахъ очи мои засыпает".— Клятва съ дерном употреблялась, по-видимому, еще при продаже себя въ полное, потомственное рабство. „Дерноватый холоп", „дерноватая челядь — полные, вечные рабы.

Исповедь земле существуетъ по местамъ и въ настоящее время. „Царь водяной, царь земляной, царь небесный, прости мою душеньку грешную", — вотъ покаянная молитва къ воде, земле и небу. Исповедь земле держится главнымъ образомъ среди безпоповцевъ.
„поморские старики и старухи говорят: „если некому, то можно исповедывать и булине" (т.-е. былинке, траве). О старообрядцахъ на Печоре известно: „На исповедь усть-цылемы къ православнымъ священникамъ, конечно, не ходятъ и на приглашение священников отвечают въ такомъ роде: „мы исповедаемся Богу и матери сырой земле" или "я приложу ухо въ сырой земле, Бог услышитъ меня и простить и проч. и проч. Въ Сибири, где мало священниковъ, такая исповедь встречается и среди православных!.. „От многихъ сибиряковъ мы слыхали, пишеть одинъ священникъ, что каяться можно: и старикамъ, и земле, и дереву. Станешь возражать, а тебе въ ответ такой аргумент: „ну, а какъ же быть то, если болесть захватить въ поле или въ лесу; кому же, какъ не земле или дереву каяться, коли человека-то не будеть?" Этот взглядъ безпоповщинский, но онъ держится и у православныхъ сибиряков"
Близокъ къ исповеди земле обрядъ прощанья съ землею, который совершается предъ обыкновенной церковной исповедью. После прощанья съ родными старушка, бывшая раскольница (Владим. губ.), кратко просит прощения у краснаго солнышка, у светлаго месяца, частыхъ звезд, зари утренней, ночей темныхъ, дробна дождичка, ветра буйнаго и, наконецъ, съ особой обстоятельностью у земли:
„Возвоплю я къ тебе, матушка сыра земля,
Сыра земля, моя кормилушка поилица,
Возоплю грешная, окаянная, паскудная, неразумная:
Что топтали тея походчивы мои ноженьки,
Что бросали тея резвы руценьки,
Что глазели на тея мои зенки,
Что плевала на тея скорлупоньки.
Прости, мать питомая, меня грешную, неурядливу
Ради Спасъ Христа, честной Матери,
Пресвятой да Богородицы,
Да Ильи пророка мудрого.

Если земля растаяла, то крестьянка, стоя на коленях, умывает руки землей; если нет, то снегом, взятымъ какъ можно глубже, и не очистивъ рукъ от земли, не отерши отъ воды, она такъ и идетъ до самой церкви3). Во время умыванья рукъ землей или снегом, стоя на коленах, полунаклонившись и кланяясь по разнымъ сторонамъ (не оборачиваясь), старушка говорит:

„Еще разъ, моя питомая,
Прикоснусь къ тее; головушкой,
Испрошу у тея благословеньица,
Благословеньица со прощеньицемъ:
Что рвала я твою грудушку
Сохой острою, расплывчатой,
Что не катомъ тея я укатывала,
Не урядливымъ гребнемъ чесывала,—
Рвала грудушку боронушкой тяжелою
Со железным зубьемъ да ржавыемъ.
Прости, матушка питомая,
Прости грешную, кормилушка,
Ради Спасъ Христа, Честной Матери,
Все святыя Богородицы,
Да Овласия заступника,
Да Ильи пророка мудраго,
Да Егорья Победоносчика".

Прощанье съ землей предъ церковной исповедью есть, очевидно, не что иное, какъ народная исповедь земле, дополняющая церковную. Земле старушка исповедаетъ только те грехи, которыхъ не спросит священ никъ, грехи противъ самой земли,— остальные она скажегь на-духу. такое настроение не совсем чуждо и культурному человеку. Напомню сцену изъ «Преступления и наказания» Достоевскаго. Раскольниковъ — убийца по идее, изъ принципа — изнемог въ борьбе съ своею совестью. Вот онъ идетъ по Сенной площади въ Петербурге, набитой народомъ, даже не помня, где онъ находится. „Но когда дошелъ до середины площади, съ нимъ вдругъ произошло одно движение, одно ощущение овладело имъ сразу, захватило его всего — съ теломъ и мыслию. Онъ вдругъ вспомнилъ слова Сони: „Поди на перекрестокъ, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и предъ ней согрешил, и скажи всему миру вслух: "я убийца!". Какъ стоялъ, такъ и упал он на землю. Онъ сталъ на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловалъ эту землю съ наслаждениемъ и счастием"...