Человек и бог в философии Несмелова М.Н. Белгородский

Человек и бог в философии Несмелова М.Н. Белгородский

«Что же такое человек? Положительная наука, на основании всех своих опытов и экспериментов, не может решить этой великой загадки-философии. Она может говорить только о костях и жилах, о мускулах и нервах, т.е. ... рассматривать человека лишь в качестве добычи для могильных червей. Ведь теперь уж так и дело поставлено, что даже сама психология, в пределах естественнонаучного метода, не считает себя вправе говорить человеку о духе, потому что никому из ученых пока еще не удалось подцепить душу на острие ножа и посадить ее в реторту химика. Следовательно, жгучие вопросы о том, чего следует желать человеку во имя его человечности, и как ему следует жить по истине его человечности, в пределах положительной науки не могут даже и ставиться... И все-таки серьезные люди всегда говорили о конечных вопросах мысли и жизни, ставили и решали эти вопросы и деятельно создавали философию как специальную науку о человеке»1.

Такими драгоценными словами русский философ Виктор Иванович Несмелов (1863–1937) очертил главную проблему философской антропологии – учения о природе (сущности) человека. Копилка этого учения с древнейших времен раз за разом пополнялась вкладами мыслителей, но лишь Несмелову на рубеже веков довелось сделать решающие открытия в науке о человеке. К несчастью, вскоре «нашу родину буря сожгла» (Пастернак), и эти открытия вместе с другими пластами культуры скрыл от взоров современников нанесенный бурею хлам.

Страны, избежавшие инквизиторской гарроты тоталитаризма, давно добыли ценнейшую информацию, занявшись комплексным изучением человека. Советская же гуманитарная наука осталась в

_______
1 Несмелов В.И. Наука о человеке. Т. 1. Опыт психологической истории и критики основных вопросов жизни. 3-е, испр. и доп. изд. – Казань, 1905. – 418. IV с. – С. 13.
арьергарде мирового знания о человеке: «Человека, как такового, нет. Есть более или менее смутные о нем представления, если угодно – легенда, передаваемая из уст в уста»1 . Лишь с возрождением этнологии, парапсихологии, религиоведения и других отраслей знания о человеке стало уясняться, что звеном, связующим зти частные науки, служит философская антропология Тогда-то и начали все чаще вспоминать имя Несмелова2.

Он был сыном священника, служившего в Саратовской губернии. Его дореволюционная жизнь протекала без каких-либо эксцессов. Незаурядное трудолюбие, пытливость и бесстрашие ума и выдающиеся способности обеспечили ему ровное движение по ступеням научной, преподавательской и чиновной карьеры3, к которой он, впрочем, специально не стремился и принимал ее как естественное приложение к своей исследовательской деятельности. Стезя Несмелова-философа оказалась предопределена, ког да он, окончив в 1883 г. Саратовскую духовную семинарию, приехал в Казань и поступил на богословское отделение Казанской духовной академии. В стенах этой академии и прошли все творческие годы Виктора Ивановича. Здесь сосредоточились могучие интеллектуальные и духовные силы, а в 1895–1900 гг. ректором академии был высланный из Петербурга и временно опальный архимандрит

_______
1 Джангиров К. Дом, в котором живут мысли // Кн. обозрение. – 1991. – № 21.
2 См., напр.: Можно ли реформировать Православную Церковь: Неизвестное интервью Александра Меня // Независимая газ. – 1991. – 10 сент.; Филиппов Б. Всплывшее в памяти. – London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1990. – С. 133.
3 Он дослужился до чина действительного статского советника и до звания заслуженного ординарного профессора. Хронология присвоения Несмелову званий и чинов изложена в хорошо документированной работе, автор которой работал в казанских архивах: Константин (Горянов), архимандрит. Жизнь и творчество Виктора Несмелова. Ч. 1. Жизнь // Вестн. Белорус. Экзархата. – Минск, 1990. – № 5. – С. 32-37.
(с 1897 г. – епископ) Антоний (Храповицкий; 1863–1936), выдающийся церковный деятель, высоко ценивший беседы с Несмеловым. В 1917 г. владыка Антоний был возведен в сан митрополита, эмигрировал, деятельно участвовал в создании Рус ской Православной Церкви Зарубежья и в 1921 г. возглавил ее.

Несомненно, развитие Несмелова стимулировала и внецерковная атмосфера Казани. В ту эпоху Москва не всасывала в себя лучший цвет провинции, обескровливая ее, а материальные средства вкладывались в культуру достаточно равномерно по территории империи. Поэтому на периферии, вне столичной суеты, могли вызревать таланты, не уступающие тем, что взращивал центр, а порой и более самобытные. Казань, стоявшая посередь пути от Москвы до Урала и питавшаяся от православных и мусульманских традиций, по-видимому, располагала неповторимыми катализаторами творческого духа, а потому дала Отечеству и миру созвездие таких светил, как Лобачевский, Бутлеров, Шаляпин, осенила становление Л. Толстого и В. Хлебникова.

В 1887 г. при окончании духовной академии Несмелов получил степень кандидата богословия. Его курсовое сочинение «Догматическая система святого Григория Нисского»1 удостоилось столь высокой оценки, что было рекомендовано к представлению на соискание ученой степени магистра богословия2. После присуждения ему этой степени в 1888 г. Несмелов был допущен к чтению лекций в должности доцента кафедры метафизики, 8 1894 г. он женился на Любови Андреевне Ясницкой, дочери про тоиерея. Как часто интеллект и творческие способности гасли в рутине академической жизни и семейного быта! К счастью, с Несмеловым этого не случилось.

В эти самые годы казанский искатель истины напряженно изучает законы познания, пытается философски раскрыть смысл человеческой жизни. Такая мучительная внутренняя работа ведется

_______
1 Издано книгой: Казань, 1887. – 635, XV с.
2 Подробности защиты Несмеловым магистерской диссертации см.: Николаев А. Богословские труды профессора В.И. Несмелова // Журн. Моск. Патриархии. – 1973. – № 8. – С. 68-75.

не ради стяжания новой ученой степени; для диссертаций выбирали более выигрышные и безопасные, более частные темы, да и писали их по-другому, в обкатанной академической манере, с обширным списком использованной литературы. Разумеется, и Несмелов не мог обойтись без глубокой проработки древних и новых философов и теологов. По его сочинениям щедро рассыпаны блестки метких критических замечаний, изящно вмонтированных в текст цитат, свидетельствующих, что в философской и богословской литературе он чувствовал себя совершенно свободно, знал по подлинникам даже второстепенные труды философов-моралистов и метафизиков, Отцов Церкви и церковных писателей позднейших времен. И становится ясно, что в отдельных частностях у него были предшественники, но его цельное философское учение, ошеломляющее оригинальностью и новизной, не выводится из них. Оно – результат глубоких интеллектуальных переживаний автора, пытавшегося уяснить решения разнообразных философских вопросов для себя самого, делавшего находки и без страха подвергавшего их дальнейшей трансформации, чтобы точнее ухватить истину, с которой будут согласны и разум, и сердце. Взгляды Несмелова эволюционировали и проходили испытание в читаемых им лекциях до тех пор, пока не сложились в стройную систему метафизики, где основная философская идея ветвилась по сопредельным разделам «любомудрия» и богословия, а конструкции, воздвигнутые в процессе свободного поиска, без нарочитой подгонки совпадали с древними истинами христианского Откровения. Эта система, названная автором «Наукой о человеке», стала мировоззренческим кредо Виктора Ивановича, его вторым «я». И пытливый доцент был бы вполне счастлив, ограничившись преподаванием новонайденной системы своим студентам, но коллеги уговорили его поддержать издаваемый Казанской духовной академией журнал «Православный собеседник» публикацией своих чтений (1895–1896). Так плод более чем десятилетнего труда оформился в качестве первого тома фундаментального исследования «Наука о человеке», изданного в 1898 г. отдельной книгой. Опять-таки под воздействием сослуживцев Несмелов, ставший уже экстраординарным профессором (1896), подал эту работу в Совет академии на соискание степени доктора богословия, каковая и была ему присуждена в декабре 1898 года. Среди отзывов на эту необычную диссертацию следует особенно отметить принадлежащий перу ректора еп. Антония1. Он оценил масштаб и глубину книги, назвал ее серьезным событием в истории философии. Начало 1900-х годов было заполнено для Несмелова интенсивной работой над вторым томом «Науки о человеке», вышедшим книгой в 1903 г. Вскоре оба тома пыли переизданы с исправлениями и дополнениями2. Рамки сочинения теперь значительно расширились, и современников снова потрясли «свежие, сильные, глубокие идеи», ясный язык и смелость автора, показавшаяся откровением «после препарированного, схоластического богословия», но вполне согласующаяся с церковным учением3.

К 1905 году завершился переход Николая Бердяева (1874–1948) от «легального марксизма» к христианству и философии богоискательства. И конечно, зоркий взгляд духовно восходящего русского философа постсоловьевской эпохи не мог скользнуть мимо творчества Несмелова. Впервые имя казанского профессора упомянуто Бердяевым в знаменитом сборнике «Вехи»: «Мало известный В. Несмелов – самое глубокое явление, порожденное оторванной и далекой интеллигентному сердцу почвой духовных академий»4. И в том же 1909 году Бердяев посвящает «Науке о человеке»

_______
1 Антоний (Храповицкий), епископ. Новый опыт учения о богопознании // Митрополит Антоний. Новый опыт учения о богопознании и другие статьи. – Нью-Йорк: Diocesan Publ. House, 1969. – (Жизнеописание и творения Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. 17). – С. 8-19. Впервые опубл. в Казани в 1898 г.
2 Несмелов В.И. Наука о человеке. Т. 2. Метафизика жизни и христианское откровение. 2-е, испр. и доп. изд. – Казань, 1906. – 438, II с.
3 Туберовский A.M. Воскресение Христово: Опыт мистич. идеологии пасхального догмата. – Сергиев Посад, 1916. В главе 2 (с. 49-96) изложена концепция Несмелова. Цитируется с. 80.
4 Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи: Репринт, воспроизведение издания 1903 года. – М.: Междунар. ассоциация деятелей культуры «Новое время» и журнал «Горизонт». 1990. – С. 18.

пространную статью1, которая по сей день остается лучшим из написанного о Несмелове. Через 37 лет Николай Александрович конспективно повторил и уточнил положения своей статьи в итоговой работе «Русская идея» 2. Хотя Бердяев по многим своим взглядам был антагонистом еп. Антония (вместе с Д. Мережковским и П. Струве он атаковал владыку в либеральной прессе, необоснованно обвиняя его в юдофобстве и других грехах3), их отношение к первому тому главной книги Несмелова не обнаруживает принципиальных расхождений (второй том дает Бердяеву повод для ряда нападок на официальную церковность, с которыми еп. Антоний вряд ли согласился бы; впрочем, это – область предположений: владыка, к сожалению, больше не писал о Несмелове). В оценке же философского масштаба Несмелова Бердяев идет даже дальше епископа: «Несмелов – самое крупное явление в русской религиозной философии, вышедшей из духовных академий, и вообще один из самых значительных религиозных мыслителей». «Несмелов очень дерзновенный, глубокий и оригинальный мыслитель». «По своей религиозной и философской антропологии он интереснее Вл. Соловьева... В нем, конечно, нет универсализма последнего, нет размаха мысли, нет такой сложности личности», «нет такой широты и блеска, но есть глубина, цельность., оригинальность метода и живое чувство Христа... В выдержанном стиле Несмелова чувствуется дух вневременности, обращение к вечности. В нем нет той надорванности и разорванности, которые чувствуются у

_______
1 Бердяев Н.А. Опыт философского оправдания христианства. (О книге Несмелова «Наука о человеке») // Бердяев Н.А. Собр. соч. Т. 3. Типы религиозной мысли в России. – Paris: YMCA-Press. 1989. – С.302-328. Впервые опубл. в Санкт-Петербурге в 1910 г.
2 Бердяев Н.А. Русская идея // Вопр. философии. – 1990. – № 2. – С. 118-120. Впервые опубл. в Париже в 1946 г.
3 Письма Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). – Джорданвилль: Свято-Троицкий монастырь, 1988. – С. 37-41.

людей, слишком погруженных в нашу эпоху, в ее меняющиеся настроения, в ее злобы дня... Но эти же особенности Несмелова делают его чуждым людям нашего поколения»1.

В подходах к человеку и к задачам философии Несмелов выделил аристотелевскую и сократовскую традиции. Для первой философия – супернаука, изучающая бытие как целое; она предшествует всем частным наукам и вбирает их. Ее задача – объяснить мир; лишь затем ее интересует человек как один из элементов мира. Для второй философия существует независимо от науки, выражает нравственное сознание и является практикой жизни. Она хочет постичь человека и лишь через истину, человека понять мир как поприще его деятельности; ее девиз – «познай самого себя». В «Науке о человеке» Несмелов решительно отверг аристотелевскую традицию, растворяющую философию в других науках. Он следует сократовской традиции и устанавливает твердую границу между компетенцией позитивных наук и сферой философии, призвание которой виделось ему в руководстве человеком на пути нравственного самоопределения и совершенствования.

Дифференциация философии на разделы, ведающие различными предметами, привела и к дроблению взгляда на человека. «Что человек может знать?» – любопытствовала гносеология. «Что человек должен делать»? – проблема, над которой неустанно трудилась этика. И, наконец, теология вопрошала: «На что человек может надеяться?» Кант понял, что эти три вопроса необходимо синтезировать в один, антропологически переосмыслив их. Он сумел задать этот объединяющий вопрос: «Что же такое человек?» – и пытался на него ответить. Он учил, что человек имеет двойственную природу, ибо одновременно принадлежит царству природы и царству свободы. В первом человек полностью подпадает под действие естественных законов, но во втором проявляет себя как существо, делающее нравственный выбор. Кант глубоко и верно разобрался в том, что этика дополняет возможности гносеологии: от мира явлений, познаваемого эмпирически, закон нравственного

_______
1 Бердяев. Опыт философского оправдания христианства. -- С. 304-305; Бердяев. Русская идея.

сознания ведет разум в умопостигаемый мир идей, безусловных ценностей, в ту запредельную сферу, где пребывают «вещи в себе», мир как не познаваемое наукой целое и Бог. Но откуда нравственный закон возникает в нас? Здесь-то Кант и преткнулся: соблазненный возможностью объяснения религии исключительно из требований практического разума, он так и не нашел убедительного ответа на этот вопрос. Он путано пробовал обосновать нравственную автономию личности, утверждая, что этическая задача человека вовсе не зависит от того, есть ли Бог, бессмертна ли душа и принес ли Христос искупление миру.

Эта кантовская невнятица, соединившись с рационализмом французских энциклопедистов, оказалась удобной посылкой для тех направлений мысли (позитивизм, фейербаховский антропоцентризм, нигилизм, марксизм и др.), благодаря которым западная и российская жизнь все более пропитывались атеизмом. Проницательные умы понимали, что гуманизм XIX века, заквашенный на прогрессирующем обезвоживании, провозгласивший «все для человека» и отмахнувшийся от предупреждения псалмопевца Давида: «всяк человек ложь»,– быстро и закономерно, ступень за ступенью шагает к тоталитаризму, при котором человеку станет плохо, как никогда. Да и как, в самом деле, можно любить человека, отвергнув Того, по Чьему образу и подобию человек создан? Перед религиозной философией настоятельно встала задача доделать незавершенное Кантом, а именно – методологически обосновать связь личности с предметами, которые интересуют онтологию, гносеологию, этику и теологию, отвергнуть ложь об отде-ленности нравственного самосознания человека от вопросов, на которые отвечает религия, ясно и глубоко выразить истину религиозной антропологии, попытаться спасти будущее человека. Несмелову, после неудачных попыток Шопенгауэра и других, как раз и выпала честь решить эту задачу.

Еще Фейербах увидел сущность религии в отображении таинственной природы человека – тайна же заключена в двойственности этой природы, подмеченной Кантом. С какой стороны подбирать ся к этой тайне – вот методологическая проблема, стоявшая перед Несмеловым, Если загадка коренится в самой природе человеческого мышления, то начинать следовало с гносеологического

анализа человека, с проникновения в строй его умозаключений, в природу его мысли. Выбери казанский исследователь этот путь,– и он сам был бы вовлечен в диалектическую игру абстрактными понятиями, столь любезную сердцу многих философов, в схоластический вербализм, растворяющий в себе как познание смысла человеческой жизни и деятельности, так и высокие вопросы, адресованные сфере трансцендентного и вечного. Но Несмелов отверг этот подход, может быть, потому, что был психологом и умел, всматриваясь в себя, выявить характерные позывные общечеловеческого самосознания, исходящие от нравственных традиций и интуиции. Отсюда однозначно следовало, что тайна заложена непосредственно в бытии человека, является принадлежностью онтологии и в дискретной сфере языка требует ясных формулировок, с которыми бы резонировало сердце читателя и согласовывался его жизненный опыт. Этот счастливо найденный метод сообщил перу Виктора Ивановича удивительную способность издавать «философскую музыку, в которой нет ничего лишнего, ни недостаточного» 1.

Поставив себе задачу философского и богословского построения христианской антропологии. Несмелов, как может показаться поверхностному взгляду, отяготил книгу «инородными теоретическими и психологическими выкладками» 2 . Действительно, едва начав, Несмелов совершает экскурсы во все разделы философского знания и делает там подробные разработки. Он внедряется в область догматического богословия и завершает книгу своеобразной концепцией сотериологии – учения о спасении. Однако, еще еп. Антоний заметил, что столь широкий захват не только не является изменой первоначальной частной задаче., но. напротив, есть признак «истинного философа», которого само существо дела заставляет провести свою основную идею «чрез все главнейшие вопросы философского ведения»; в результате он, «иногда неожиданно

_______
1 Еп. Антоний. Новый опыт учения о богопознании. – С.19.
2 Гальцева Р. Несмелов // Филос. энциклопедия. Т. 5. – М.: Сов. энциклопедия, 1970. – С. 626.


для себя, получает целую систему метафизики»1. В данном случае эта система содержит уникальное православное обоснование не только учения о человеке, но и христианства в целом.

Чтобы быть убедительным в важнейшей точке своего построения. Несмелов вынужден рассмотреть такие категории психического мира человека, как сознание, субъективная действительность, познание, мировоззрение и религия,– и наконец он доходит до загадки о человеке. С одной стороны, человек – дитя природы, «простая вещь» физического мира, подвластная его законам, которые равнодушны к тому, что человек, существующий как личность, разрушается подобно всему остальному. С другой стороны, человек ясно сознает свою безусловную ценность, выходящую за пределы мира вещей. Несоответствие идеальной природы личности человека реальным условиям приковывающего его мира делает его существование двусмысленным, исполненным внутреннего конфликта. Несмелов обнаруживает, что тяга человека к идеальной жизни, его нравственные устремления не сводятся к субъективным желаниям, как утверждает позитивизм, а являются атрибутом объективной природы человека, чья духовная сущность прямо противоречит условиям его физической жизни и, стало быть, не вытекает из них. Человек – не только элемент видимого мира, но и участник инобытия, безусловного и сверхчувственного миропорядка: «сознание Я» указывает на «действительное существование человеческой личности в качестве метафизической сущности»2.

_______
1 Еп. Антоний. Цит. соч. – С. 10.
2 Несмелов. Наука о человеке. Т. 1. – С. 202.

Нельзя признать это самоощущение ошибочным: опыт мира сего молчит об отсутствующих здесь свойствах бытия вечного и нравственного, и даже с помощью отвлеченных силлогизмов не выводится знание об объективном существовании идеального мира,– оно дано человеку непосредственно в содержании его личности.

В человеке есть безусловное, надприродное начало, значит, безусловное начало есть и вне человека: ведь материальное зеркало не может отразить несуществующий предмет. И здесь Несмелов делает сильнейший ход, выдвигая небывалую идею религиозной антропологии: личность человека даже не зеркало по отношению к Богу, а предметное изображение Самой Личности Бога, «каким Он существует в Себе Самом»1. Человек лишь потому существует в качестве личности, что отображает в себе Безусловную Сущность. Истина бытия Божия утверждается здесь на неизвестных ранее основаниях – налицо новое, антропологическое доказательство бытия Бога, которое еп. Антоний предложил «назвать Несмеловским, как существует доказательство Декарта или Канта»2.

Раскрыв психологическо-онтологическую тайну человека, философ из Казани полагает, наконец, уместным перейти к гносеологии. И тут рождается оригинальное несмеловское учение о богопознании, об откровении в уме человека идеи Бога. Эта идея не дана человеку «извне, в качестве мысли о Боге, но предметно-фактически осуществлена в нем природою его личности, как живого образа Бога»3. Не внешний импульс, а ощущение собственной высшей природы помогает человеку обнаружить Бога. «Он реально открывается в нас... как безусловная Личность, и потому имеет в Своей природе все действительные свойства личного бытия: и фактическое богатство всеведущего ума. и реальное могущество

_______
1 Несмелов. Наука о человеке. Т. 1. – С. 270.
2 Еп. Антоний. Цит. соч. – С. 12; Гальцева. Цит. соч.
3 Несмелов. Наука о человеке. Т. 1. – С. 256.
действительной свободы, и вечное достоинство единственной цели»1. Сильнейшим стимулом богопознания является для человека исследование собственного нравственного сознания.

Хотя такой путь к теизму кажется коротким, многие люди не идут и даже не хотят идти по нему. «Я существо не настолько лирическое, чтобы чувствовать Бога в сердце,– заявляет популярный современный прозаик. – Тут надо иметь тоже талант... Доказательств физического бытия Бога я имею массу – но не более того» 2. Дело не в таланте, возразил бы Несмелов, труд которого в полной мере учел опыт 1900 лет христианства. В том, чей естественный разум не может дойти до боговедения, либо еще не пробудилась личность от сна родового бытия, и не созрела решимо-сть отключиться от повседневной суеты, чтобы вдумчиво всмотреться в себя и прояснить свое сознание до полноты самоощущения свободной личности, либо развращенная воля обессилила способности естественного разума. Западная богословская мысль временами упирала, правда, на непостижимость догматов и Божест ва для разума; православный же Восток врагом веры и естественного богопознания всегда считал не разум, а глупость и злую волю, потакающую страстям. Людям, чьи сердца очищены покаянием, Бог помогает развить и использовать силы естественного разума для познания Его.

Другой причиной развращения человеческой воли являются языческие соблазны, которым подвержен естественный разум. В язычестве было настоящее ощущение Бога, философское предчувствие Логоса, воплотившегося в личности Христа. Язычество явилось ступенью в богопознании человечества, но с восхождением на более высокую, христианскую ступень, диверсии языческого мышления привели к духовным подменам в церковной жизни. Не только в рукотворном божке может почитаться идол, но и в Боге живом – достаточно, чтобы душеспасительный ужас перед вечной

_______
1 Несмелов. Наука о человеке. Т. 1. – С. 270-271.
2 Пьецух В. В башне из слоновой кости // Кн. обозрение. -- 1991. – № 26.

погибелью принял суеверный характер и вместе с суеверным ожиданием. что Бог удовлетворит наши корыстные запросы, возобладал над стремлением к истине и правде, над волей к богообще-нию. над жаждой того совершенства, каким обладает Отец наш небесный и которое отображено в человеческой природе. К языческим переживаниям Несмелов относит и восприятие церковных таинств, служащих для мистического приобщения к Христу, как колдовства. Такова, например, надежда избежать возмездия за грехи путем механического принятия причастия, без внутреннего порыва изменить свою жизнь. – надежда тщетная, ибо участия в таинстве при зтом не происходит. Православное благочестие было вполне органично для Виктора Ивановича, но он не мог умолчать о том. что официальная церковность слишком часто поощряет внешнее христианство и этим самым воспроизводит «православное» язычество. Эти грехи земной Церкви не перечеркивают, однако, ни ее мистического существа, ни огромности ее роли в мире дольнем.

Естественный разум подвержен еще одному, фундаментальному языческому соблазну – соблазну считать себя инстанцией, полномочной судить христианскую веру. Когда христианство явилось в мир. языческий разум квалифицировал его как учение неразумное, безумное. Затем попытки заменить веру философией дали жизнь гностицизму, с которым христианству пришлось выдержать борьбу, не оконченную, впрочем, до сих пор. Отношения между разумом и христианской верой – центральная тема гносеологии Несмелова. пронизывающая многие его работы. В раннем петрологическом сочинении «Догматическая система святого Григория Нисского» показана попытка богослова-рационалиста Евномия судить с помощью разума об истинности богооткровенных утверждений Библии. Полемизируя с этим воззрением, св. Григорий Нисский (IV в.) создал теорию специально-христианского знания, располагающегося за границами познания рационального. Библия – не энциклопедия естественнонаучных и исторических знаний, «а божественное откровение совершенно неведомой и совершенно недоступной для положительной науки конечной истины о мире и

человеке»1. До этой истины разум самостоятельно дойти не может, и потому «слово человеческое никогда не истиннее слова богооткровенного»2.

Замечу, что выводы Григория Нисского не охладили пыл рационалистов. Спиноза и Гольбах, французские адепты храма Разума и штатные советские атеисты – сколько людей с радостью хваталось за противоречия в Библии, гордясь, что оказались «умнее» древних! Но ведь еще Давид знал, что «всяк человек ложь», ибо разум его, ограниченный принципиально непреодолимыми преградами, не может быть судьей истины в ее полноте. Мыслители же XX века убедительно показали, что противоречия (антиномии) в Новом Завете объясняются только свойствами человеческого мышления3 и что сама современная наука окончательно похоронила рационализм4. Тем не менее и в XX веке разум человека, впитавший «научное мировоззрение», так же сопротивляется христианской вере, как это делал в древности разум языческий. Такой человек, констатирует Бердяев, скорее готов принять любую другую религию, только не христианство, и легче всего становится пантеистом. Пантеизм, удовлетворяя религиозную потребность, одновременно отлично-уживается с материализмом и атеизмом,

_______
1 Несмелов В.И. Вера и знание с точки зрения гносеологии. – Казань, 1913. – 95 с. – С. 16. Брошюра является записью лекций, прочитанных в августе 1912 г. на богословских курсах для отцов законоучителей средних учебных заведений Казанского учебного округа.
2 Несмелов. Догматическая система св. Григория Нисского. – С. 627.
3 Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. – М.: Правда, 1990. – С. 143-165; Налимов В.В. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении. – Тбилиси: Изд-во Тбилис. ун-та, 1978. – 64 с.
4 Тростников В. Научна ли «научная картина мира»? // Новый мир. – 1989. – № 12. – С. 261-262.

упраздняя личность путем растворения ее в мировой жизни1 Этим наблюдениям идеально соответствует мировоззрение Циолковского, создавшего панпсихистскую теорию «ощущающего атома»2.

Сегодня языческий разум демонстрирует зловещий феномен, не предвиденный ни Несмеловым. ни Бердяевым. Выходя из атеистического коллапса, наше общество начинает осознавать, что постигшие его неслыханные исторические беды связаны с отказом от религиозных основ человеческой жизни. Веру в Единого Бога мы разменяли на поклонение легиону старых и новообретенных идолов – живым и мертвым вождям, партии, классу, народу, нации, работе, рублю (золотому тельцу), вещи, сексу и т.д. Ныне в воздухе разлита этакая интеллигентская благожелательность к религии, но и патриоты-почвенники, и их оппоненты демократы, когда, изредка отвлекшись от злобы дня, силятся перерезать пуповину атеизма, связывающую их с прежней идеологической надстройкой,– обе общественные силы смотрят на религию одинаково язычески-утилитарно. В ней видят служанку морали, скрепы, притягивающие народную жизнь-к «традиции» и «корням». И все это в религии есть, но главное ускользает от незадачливых современников – ее глубокая метафизическая основа. Академик Амосов дает «формулу прогресса»: «частная собственность плюс христианская мораль»,– и в то же время, ссылаясь на свой опыт хирурга и реани матора, убеждает: по ту сторону смерти ничего нет3. Словно он не слышал про тот богатейший научный и религиозный опыт, который вобрали в себя весьма популярные ныне книги о душе

_______
1 Бердяев. Опыт философского оправдания христианства.-- С. 327.
2 Белгородский М.Н. Космический провидец // Циолковский К.Э. Причина космоса: Воля вселенной: Научная этика. – М.: Космополис, 1991. – С.8-11.
3 Амосов Н. «Боюсь, что наше прозябание – надолго» // Комсом. пр. – 1991. – 21 июня.

после смерти1! Но как же религия нас спасет, если душа смертна? Или опять предлагается орузлловское двоемыслие – лишь на новый лад?

Подобные тягостные недоразумения возникают потому, что утрачено понимание гносеологии религиозной веры. Несмелов показывает, что к вере нельзя придти философским путем. Неверно и то, что человек создает религиозное учение, придумывая ответы на вопросы, оставленные без ответа наукой. Религиозная вера возникает как действительное познание реально существующей области трансцендентного, как «непосредственное созерцание религиозной тайны мира». Несмеловская теория интуитивизма поясняет, что такое познание осуществляется не посредством чувств и разума, а с помощью интуиции, которая «в некоторых исключительных натурах», «великих прозорливцах» развивалась до «наивысшей степени ясности» и позволяла им сформулировать догматические истины религиозного откровения2. Тайны этих истин питают духовную, мистическую жизнь остальных, обыкновенных людей, интуиция которых не проникает так глубоко в пучины онтологии, но все же обеспечивает им определенный личный религиозный опыт, позволяет постичь бытие Бога и Его присутствие в мире, обретая таким образом религиозную веру. Философия не дает веры, но когда акт веры уже пережит, необходимо философское оправдание веры, христианский гнозис, переход к тому, что Несмелов называет религиозным верованием. Именно на этом пути возможно преодоление соблазнов языческого разума, но традиционное богословие здесь не вполне- совершенный помощник. Его представители, «утерявшие связь с духом жизни, лишенные дара души, просто и легко зачеркивает новую историю, отрицают работу разума и вырывают непроходимую пропасть между религией Христа и мировой

_______
1 Муди Р. Жизнь после жизни // Волга. – 1990. – №№ 9, 10; Серафим (Роуз), иеромонах. Душа после смерти // Наука и религия. – 1991. – №№ 5, 6; Москва. – 1991. – №№ 8, 9; Потапов В.В., Потапова И.С. По ту сторону смерти. – М.: Книга, 1991. – 104 с.
2 Несмелов. Вера и знание... – С. 10.

культурой»1. Понять, что вера в Христа и только она разумна подлинным разумом, помогают искусство, философские идеалистические системы, чьи мертвые истины оживают в свете знания о Христе, новейшая религиозная философия,– словом, явления светской жизни, лежащие за чертой официальной церковности.

Несмелову хотелось бы, чтобы «богословское мышление могло не видеть страха, где его нет», и научилось «управлять этими жизненными течениями», исполненными вдохновения и подлинной духовной жизни»2. Сегодня богословский «страх» более всего питается пророчествами об антихристе, что видно на примере о. Серафима Роуза, крупнейшего церковного писателя современности; в его книге «Православие и религия грядущего»3 все неправославные духовные проявления квалифицируются как предвестники надвигающейся на мир религии антихриста. Отсюда и крайняя подозрительность к происходящему сейчас процессу выхода из катакомб русской культуры людей с исключительными духовными способностями, но кое в чем отступивших далеко за рамки церковного учения. Крупнейшая из таких фигур – поэт-духовидец Даниил Андреев (1906–1959). Оставаясь православным, он еретически пересмотрел догмат о Троице, но значит ли это. что православному богословию следует с ходу отметать все, что содержится в его концепции мироздания и истории? Современная православная мысль как бы поляризуется – два ее полюса ярко представлены книгами «Православие и религия грядущего» и «Роза Мира»4. Люди, подобные Д. Андрееву, не выпадают из божественного миропорядка; Несмелов верил, что все доброе и сознающее истинные ценности в этой жизни будет спасено для вечности.

_______
1 Бердяев. Опыт философского оправдания христианства. – С. 303.
2 Несмелов. Цит. соч. – С. 91.
3 Seraphim (Rose), Fr. Orthodoxy and the religion of the future. – Platina, California: Saint Herman of Alaska Brotherhood, 1983. – 242 pp.
4 Андреев Д.Л. Роза Мира: Метафилософия истории. – М.: Прометей, 1991. – 288 с.

Окончательное разрешение конфликтов между верой и знанием Несмелов видел в их синтезе – рассмотрением этой проблемы он завершил свою последнюю книгу «Вера и знание с точки зрения гносеологии».

Что касается «Науки о человеке», то этот труд автор закончил такими важнейшими разделами, как учение о происхождении зла, о грехопадении, об искуплении падшего мира Христом и о спасении через Христа. Объем настоящего предисловия не позволяет мне подробно остановиться на этих величественных конструкциях несмеловской метафизики. Если я сумел заинтересовать читателя философией казанского профессора, то знакомство с нею лучше всего продолжить, обратившись непосредственно к его главной книге.

После Октябрьского переворота Казанская духовная академия была закрыта (1920)*, и Несмелов потерял работу. Он подавал на конкурс Казанского университета по кафедре психологии, но получил отказ. Кроме рано умершей дочери Нины, у Виктора Ивановича было четыре сына. В Раифе, живописнейшем уголке природы под Казанью, стоит обелиск. На нем, в списке чекистов, пытавшихся изъять ценности расположенного там монастыря и убитых возмущенным народом, есть имя Валентина Несмелова. Это – старший сын философа, руководивший тою антицерковной операцией. Трагедия разыгралась именно там, где семья Несмеловых провела немало счастливых дней – на даче рядом с монастырем*. Еще один сын. Иван, уехал учительствовать в Сибирь, женился на купеческой дочке и там же, видимо, умер. В.И. Несмелов жил на пенсию, назначенную за старшего сына, пока не встали на ноги двое других – Владимир и Андрей. Оба были доцентами Казанского химико-технологического института, и обоих уже нет в живых. Зная о высылке религиозных философов из страны в 1922 году, о гибели в лагере Флоренского и Карсавина, читатель вряд ли удивится тому, что в 1932 г. Виктор Иванович был обвинен как один из организаторов «заговора духовенства». Профессора забрали в НКВД, но, к счастью, вскоре выпустили1.

_______
1 О подробностях этого «дела» см.: Султанбеков Б. Меч над крестом и полумесяцем // Сов. Татария. – 1990. – 14 нояб.*

Внук философа Олег Владимирович Несмелов (р.1930), зав. кафедрой общественных наук Казанского ветеринарного института, рассказывает, что от деда не сохранилось ни архива, ни рукописей, и лишь недавно обнаружился единственный уцелевший фотоснимок В.И. Несмелова, как раз тех времен, когда была завершена «Наука о человеке».

В 1937 году, известном как апофеоз циничнейшей из расправ над человеком, создатель науки о человеке перешел в лоно Вечности. Он упокоился на той яе аллее Арского кладбища, что к Н.И. Лобачевский. Семейное захоронение Несмеловых расположено чуть подальше могилы творца неевклидовой геометрии. Симптоматично, что даже дата смерти Виктора Ивановича в стране, которую заставили забыть многих своих гениев, оказалась мистифицированной: в «Философской энциклопедии» дважды сказано, что уме он в 1920 год