С. В. Пахомов Специфика эзотерического знания

С точки зрения эзотериков, о возвышенном, священном,
сокровенном следует говорить только при определенных обсто-
ятельствах и перед определенной аудиторией. Академическая
же наука изымает эзотеризм из его «естественной» сокровен-
ной среды и делает объектом беспристрастного исследования.
В ходе такого исследования неизбежно возникает вопрос
о специфике эзотерического знания. Ответ на этот вопрос
приводит нас к построению своего рода «метатеории» эзоте-
рического знания.
Итак, что же такое эзотерическое знание? Является ли
оно знанием о некоей загадочной эзотерической действи-
тельности? Или это совокупность каких-то эзотерических
познавательных инструментов, методик, техник, которые
можно направлять в какую угодно сторону с одинаковым
успехом, поскольку, независимо от их направленности, бью-
щий из них эзо-когнитивный свет автоматически выявит
истинные смыслы объектов? Или же, наконец, эзотерическое
знание – это особым образом устроенное знание, опираясь на
которое люди, которых называют эзотериками (или которые
сами называют себя так), интерпретируют окружающую их
действительность?
На первый из этих вопросов необходимо ответить от-
рицательно. Дело не в том, что нельзя доверять заявлениям
эзотериков о познании ими неких таинственных законов, ле-
жащих в основе процессов мироздания. Проблема состоит
в том, что при подобном раскладе «эзотерическая действи-
тельность» оказывается некой вещью-в-себе, доступной только
такому исследованию, которое производится через следова-
ние практике самих же эзотериков. Тогда она не может стать
полноценным научным объектом, дистанцированном от
связанных с ней переживаний. Иными словами, мы никак
не сможем ни проверить, ни опровергнуть истинность вы-
сказываний эзотериков, и нам неизбежно придется принять
вместе с ними «факт» «эзотерической» действительности.
Она существует непонятно как, в непонятном соотношении
с «экзотерической» действительностью, но существует. Если
же учесть, что сами эзотерики весьма значительно расходятся
в интерпретации этой самой «эзотерической» действительно-
сти, мы не сможем провести обобщающий анализ и прийти
к некоему единому для всех эзотерических традиций зна-
менателю. Потому что различные адепты будут понимать
под эзотерической действительностью различные сущно-
сти. Вынося же за скобки туманное понятие эзотерической
действительности, мы перестаем и ориентироваться на так
понятое эзотерическое знание.
Но тогда, может быть, эзотерическое знание представляет
собой совокупность определенных эзотерических когнитив-
ных методов, владея которыми, любой образованный человек,
независимо от того, эзотерик он или нет, в состоянии постичь
те или иные глубокие истины? Однако, смещая сущность
эзотеризма в область его инструментария, мы на самом деле
стираем границы между эзотеризмом и всем тем, что в него
не вписывается. Вряд ли уместно говорить о каких-то спе-
циальных эзотерических приемах и практиках. Безусловно,
в различных эзотерических традициях существуют свои из-
любленные практические способы, проверенные веками,
вроде медитативного погружения, возвышенной молитвы,
кропотливого анализа тех или иных текстов, манипуляций
с буквами и числами и т. п. Но в таком случае любая религи-
озная или психотехническая практика, и, более того, любое
изучение чего бы то ни было автоматически становится эзо-
терическим.
Остается третий вариант, и именно его мы и намерены
считать окончательным. Итак, наш тезис состоит в том, что
эзотерическое знание – это особая, сложно организованная
когнитивная база, или информационная система, элементы
которой позволяют его носителю адекватно и логично, с его
точки зрения, интерпретировать действительность. Только
благодаря наличию эзотерического знания действительность
и становится эзотерической для эзотерика. Заостряя этот тезис,
скажем, что именно эзотерическое знание и является стержнем
эзотеризма как такового. Ведь от того, какой характер имеет
информационный комплекс того или иного человека или це-
лой группы людей, зависит сам образ его (или ее) действий.
 
***
Эзотериков часто упрекают в непоследовательности, из-
лишнем доверии к мифам и намеренном конструировании
таковых, неверифицируемости основных посылок, переносе
частного на целое, противоречивости и бездоказательности
суждений, мировоззренческой «каше» и прочих «грехах». Все
это правильно – но правильно только с точки зрения, внепо-
ложной эзотерическому дискурсу и занимающей конкретную
аксиологическую позицию. Эта точка зрения, присущая
многим ученым и философам, да и просто людям common
sense, имплицитно предполагает, что эзотеризм претендует
на то, чтобы называться научной дисциплиной, и поэтому дол-
жен, дескать, оправдывать свое высокое название. Провал же
такого рода оправдательных попыток в свете точного, экс-
периментально подтвержденного знания расценивается как
доказательство никчемности эзотерических построений и всего
эзотеризма в целом. Во многом в подобном пренебрежитель-
ном отношении «экзотерической общественности» виноваты и
сами эзотерики, которые вот уже более двух с половиной тысяч
лет, начиная с Пифагора, неустанно твердят о своей высокой на-
учности. Однако то, что имело оправданный смысл со времен
Пифагора до позднего Ренессанса, впоследствии утратило его.
Уверения нынешних адептов, в частности, астрологов, в том,
что род их занятий наделен правом называться наукой (см.:
[Формула вашего счастья и здоровья]) не в меньшей степени,
чем современные астрономия, физика, химия, способны вызы-
вать лишь улыбку. По отношению к современному научному
знанию эзотеризм, претендуя на научность, однозначно по-
падает в разряд «лженауки». Нынешняя наука далеко ушла от
того образа самой себя, который наличествовал в европейской
культуре в XVI в. и которому, в принципе, эзотерическое знание
было близко. Вспомним, что еще Рене Декарт, родоначальник
новоевропейского мировидения, потратил немало времени
и сил на поиски таинственных розенкрейцеров; симпатизиро-
вал им также и создатель нового научного органона Фрэнсис
Бэкон, а Исаак Ньютон увлекался алхимией и астрологией. Но
если эзотеризм и может считаться наукой, то только в старом,
додекартовском, добэконовском, доньютоновском, смысле
этого слова. Эта «наука» родственна скорее искусству, чем ны-
нешним естественным и гуманитарным дисциплинам, «наука»,
содержащая информацию об «основных законах мироздания».
Именно такой образ эзотеризма-как-науки был принят в раз-
личных эзотерических кругах, включая масонские, которые
отнюдь не спешили и не спешат заниматься строгими научны-
ми экспериментами в духе современных технологий. Природа
эзотерического знания останется совершенно непонятной без
уяснения того факта, что оно по сей день, непрерывно про-
должает традицию, сложившуюся задолго до революционной
мировоззренческой ломки XVII в. (а отчасти и подготовившую
ее: [Йейтс 1999]).
 
***
Специфика эзотерического знания в первую очередь опре-
деляется оппозицией «откровенное – сокровенное». Впрочем,
применительно к эзотеризму, оппозиционность этих элемен-
тов оказывается мнимой: то, что проявляется как «откровение»
с одной стороны, есть «сокровенность» с другой. Именно эта
двуединая пара отделяет эзотерическое знание от любого дру-
гого знания, автоматически попадающего тем самым в разряд
«экзотерического». Первоисточник получения основопола-
гающей для эзотериков информации, равно как и сама такая
информация, считаются ими настолько значимыми, что это
дает им право проводить водораздел между теми, кто был
допущен к этому источнику, и всеми остальными. Источник
эзотерического знания (будь то высший Бог, олимпийские боги,
безличный Эйнсоф, махатмы, Гея-Земля и т. д.) обнаруживает
себя в виде внерационального откровения, принимающегося
адептами без возражений, сразу и целиком. Откровение на-
кладывает свой отпечаток на все эзотерическое знание. На
территории эзотерического знания мы видим оба элемента
двуединой пары, как две стороны одной медали: ниспосылае-
мое первоисточником откровение, достигая нужного адресата,
окружается непроницаемыми границами (это необходимое
условие для консервации высшего сообщения), которые дела-
ют его сокровенным, мистериальным, тайным. Приобщение
к этому «сокровенному откровению» намеренно затруднено
хранителями границ, сооружающими серии различных филь-
тров (например, очищения и испытания). Порой уже в самом
откровении содержатся указания на необходимость такой
демаркации [Kulàrõava-tantra (II. 6) 1917, 17]. Приобщением
к откровению является посвящение, которое можно понять как
полный отказ от суждений на основе экзотерического знания.
То, что ниспосылается трансцендентным источником в от-
кровении, есть особого рода знание, формирующее самую основу
и весь смысл эзотерического комплекса. Но само это знание
оказывается ввергнуто в пучины глубочайшего и неустрани-
мого парадокса: первоисточник знания находится в самой
сердцевине знания, и в то же время он является главной целью
познания. Итак, источник знания и целенаправленность знания
в эзотеризме совпадают. Это первый и наиболее важный, глу-
бинный уровень эзотерического герменевтического круга. Для
того чтобы отличить такое знание от рассматриваемого нами
эзотерического знания в целом, назовем его гнозисом – условно,
делая поправку на то, что далеко не все эзотерики используют
именно это слово. Гнозис – квинтэссенция эзотерического зна-
ния, знание, обращенное на самое себя, и именно через себя
рассматривающее окружающий мир. В силу того, что в гнози-
се объединяются субъект и объект знания, эзотерик, познавая
источник гнозиса, познает и себя, и всю природу вещей.
Наличие гнозиса в ядре эзотерического знания имеет для
носителя такого знания крайне важные последствия, прежде
всего сотериологические. Именно гнозис служит основным сред-
ством спасения (освобождения) адепта-эзотерика. Без гнозиса
не сможет даже появиться мысль о необходимости спасаться,
а если она и появится, то неизбежно приведет к ложным, а по-
рой и гибельным, действиям, с точки зрения эзотерических
нормативов. От чего же освобождается адепт? В первую оче-
редь от неправильных интерпретаций действительности, из-за
чего он с духовной точки зрения «спит» (см., например: [Йонас
1998, 83]) или «находится в тюрьме» [Успенский 1999, 41]. Эти
ложные интерпретации, «естественно», влекут за собой привя-
занность к материальности, телесности, чувственности. Органы
чувств и примыкающий к ним рассудок плетут сеть, в которую
попадает обыденное сознание, интерпретирующее мир со-
гласно ограниченным чувственно-рассудочным стереотипам;
эзотерик же, опираясь на гнозис, учится тому, как разорвать
эту сеть и вернуться на свою исконную родину [Йонас 1998,
101]. Если использовать метафоры Платона и кашмирской
тантрической философии, эзотерик должен «вспомнить» или
«узнать» то, кем он является на самом деле. Ставки на гнозис
в этой «игре» достаточно высоки, если учесть всю серьезность
эзотерического подхода. Достигаемое с помощью гнозиса
освобождение мыслится окончательным и бесповоротным:
в прежний мир освободившийся эзотерик не вернется никогда
– только если это возможное возвращение не будет продикто-
вано какой-нибудь особой миссией.
Важным элементом, формирующим содержание эзоте-
рического знания, является установка на единство и тождество
различных сторон действительности. Беря на вооружение
архаичную схему микро- и макрокосмических соответствий,
эзотерик рассматривает все мироздание как целостный уни-
версум (хотя при этом он и может расценивать его негативно,
как в гностицизме), преисполненный живых, творческих свя-
зей на всех своих этажах. Эти связи пронизывают не только
внешний (относительно человека) мир, но и весь внутренний
мир человека. Эзотерик мыслит аналогиями, его знание изо-
морфно. Формула «Изумрудной скрижали» о соотношении
«верха» и «низа» обеспечивает программу для «великого
делания»1; астрология рисует причудливые ряды соответствия
планет и металлов, животных, растений, частей человеческого
организма, географических регионов (см., например: [Агриппа
1992, 38–47; Птолемей 1996, 113–118]); пифагорейское учение
находит связи между числами и человеческими достоинства-
ми; протокаббалистика «Сефер йецира» ставит во взаимосвязь
божественные буквы и вещи эмпирического мира, и т. д.
В контексте функционирования подобной эзотерической
установки максимально широко используется генерализация
качеств объектов, отвлекающаяся от мелких частностей, а так-
же опускание тех неудобных различий между ними, которые
могли бы привести к созданию непроходимых барьеров, пре-
пятствующих концептуальной стройности картины мира.
Кстати, именно в силу того, что в разных эзотерических школах
существуют свои излюбленные виды генерализации и опуска-
ний, возникают и разночтения применительно к одним и тем
же объектам. Так, один и тот же географический регион у раз-
ных астрологов будет соотноситься с различными знаками
Зодиака2, а под «первоматерией» разные алхимики понимают
десятки самых разных, несходных вещей.
Как и все люди, эзотерики имеют дело не с действительностью
par excellence, а с образом действительности, содержащимся
в их сознании. Эзотерическое знание, функционирующее по
принципу аналогии, позволяет своим носителям интерпрети-
ровать этот образ, используя такие элементы, как интуэмы. Мы
понимаем под интуэмой особую когнитивную единицу, служа-
 
1 «Quod est inferius, est sicut quod est superius, et quod est superius, est sicut
quod est inferius». См. один из возможных переводов: [Высокий герметизм
2001, 24].
2 Например, согласно Марку Манилию, Скорпион управляет Италией, тог-
да как, согласно Клавдию Птолемею, этой страной «заведует» Лев. У Манилия
Испанией управляет Козерог, а у Птолемея – Стрелец, и т. д. [Манилий 1993,
115; Птолемей 1996, 118].
 
щую целям интерпретации. Интуэма есть неотъемлемая часть
интуирования как процесса «рационально-иррационального»
схватывания действительности. Интуэма – это не строгое, одно-
значное понятие, не рациональная категория, но в то же время
это и не некий художественный образ, метафора или символ.
Или, скорее, это и то и другое. Интуэма находится как бы на
стыке продуктов логического познания и иррационального
вдохновения. Особенностью интуэмы является схватывание
означаемого ею объекта одновременно в его синхронии и диа-
хронии; означаемое при этом погружено в нечто вроде облака,
содержащего одновременно весь спектр возможных значений.
В этом «облаке значений» отсутствуют отчетливые границы,
хотя это не значит, что они совсем не ощущаются. Интуэнт –
тот, кто использует интуэму – способен совершенно уверенно
(для себя) интуировать-интерпретировать означаемое. Однако
при передаче сообщения в виде интуэм другим лицам у него
могут возникнуть проблемы, поскольку навыки интуирования
у людей обычно не совпадают. Вообще, для прагматики пере-
дачи интуэм в гораздо большей степени, чем для обычного
понятия, характерно личное отношение и переживание; ин-
туэма с трудом поддается выходу на общезначимый уровень.
Адепты эзотерических традиций придают огромное значение
правильному пониманию интуэм. В этом смысле посвящение
неофита представляет собой сонастройку с уровнем интуэнтов,
составляющих данное эзотерическое сообщество и развиваю-
щих соответствующую эзотерическую культуру.
Интуэмами оказываются астрологические планеты и алхи-
мические философские ртуть, сера и соль, каббалистический
Эйнсоф и тантрическая шакти, бемевские «жесткое», «мягкое»,
«горькое» и т. д. В феномене интуэм, таким образом, отчетли-
во проявляется присущее эзотерикам стремление к стилю,
переплетающему мистико-символическое и дискурсивное,
рациональное и нерациональное. Ярким образцом такого
переплетения является прикладная эзотерическая «наука»
– нумерология. С одной стороны, она оперирует рациональ-
ными математическими единицами, следующими друг за
другом в строгой последовательности, но, с другой, эти еди-
ницы оказываются порождающими сущностями, «корнями
вещей» и нравственных характеристик. Кроме того, они сопо-
ставляются с буквами того или иного алфавита, манипулируя
которыми, эзотерики-нумерологи уверенно судят о характере
или судьбе какого-либо человека или целой страны. Таким об-
разом, рациональные инструменты служат иррациональным
целям.
Не имеет смысла упрекать эзотерическое знание в про-
тиворечивости или несистематичности. Оно будет таковым,
повторимся, только относительно современных научных стан-
дартов. На самом деле в нем наличествует особая логичность
и определенная систематичность – которую можно было бы
назвать «симметричной систематичностью с эстетическим
уклоном». Эзотерики любят использовать различные кодовые
формулировки и так называемые «священные числа» (1, 2, 3,
4, 5, 7, 9, 12 и др.), моделируя с их помощью действительность
и придавая ей эстетический характер. A priori полагается,
что числовой символике подчиняются все элементы миро-
здания. Допустим, в теософии есть интуэмы семи коренных
рас, которые обязательно подразделяются на семь субрас, ни
больше и ни меньше, причем порядковый номер очередной
доминирующей на новом эволюционном этапе расы совпада-
ет с номером субрасы прежнего эволюционного этапа [Паври
1997, 371]. Теософы исповедуют и систематику семи «планов
бытия», соотносящихся с семью видами материи [Там же, 130]
и т. д. Далее, согласно «закону трех сил» Гурджиева, на уровне
каждого нижестоящего мира в строгой прогрессии умножа-
ются силы, влияющие на него: в мире 5 (планеты солнечной
системы) действует 24 «закона»-силы, в мире 6 (Земля) таких
законов уже 48, в мире 7 (Луна) их становится 96 [Успенский
1999, 113]. Примеры такого рода можно приводить до бесконеч-
ности. Все они показывают, что в универсуме, моделируемом
эзотериками, царит строгая симметричность и иерархичность.
Для каждой вещи отведено конкретное место в общем порядке
эзотерического мироздания, выделены функции и расписаны
связи с другими вещами. Здесь все соразмерно, логично и эсте-
тично. Упорядоченные структуры эзотерики обнаруживают
даже в Первоисточнике: имена власти (каббала) или чистые
первостихии1. Именно такая систематическая симметрич-
ность преобладает и в когнитивных настройках эзотерического
знания. Поэтому было бы неверно полагать, будто эзотеризм
 
1 Элементы есть даже в Создателе мира» [Агриппа 1992, 17].
 
покровительствует некой хаотической спонтанности и сам
представляет собой хаос. Напротив, хаос – страшный враг упо-
рядоченного эзотерического знания, и на основании различных
эзотерических учений можно сделать вывод о том, что их после-
дователи считают: как раз наоборот, только в экзотерических
учениях доминирует хаос и бесцельность, в эзотерическом же
мировидении они полностью снимаются.
Очевидно, что знание, базирующееся на откровении, не-
возможно пропустить через строгий фильтр эксперимента.
Эзотерическое знание принципиально противится экспери-
менту, оно антиэкспериментально; и сам его уход с авансцены
европейской культуры в XVII в. был прежде всего обусловлен
невозможностью внешней, независимой экспериментальной
проверки. Эксперимент мы понимаем как доступное всем
желающим, при определенных навыках образования, мани-
пулирование соответствующими веществами. Но в эзотеризме
это невозможно в силу ограниченности доступа к эзотериче-
скому знанию и завязанности на систему личных авторитетов.
Или ты принимаешь без возражений, сомнений и проверки ис-
точник откровения и все, что связано с этим, или тебя просто не
принимают в свои ряды. В данном случае даже те эксперимен-
ты с веществами, которые производили, допустим, алхимики,
не меняют общего положения дел: алхимики разделяли основ-
ные, базовые идеи, без возражений принимая, например,
представление о первостихиях и первоматерии, философской
ртути и сере, а начиная со Средневековья – идею философского
камня. Различия касались соположения этих и других интуэм
с реальными материалами, но в самом фундаменте своего зна-
ния алхимики ничуть не сомневались. Эзотерическое знание
сохранило (и сохраняет по сей день) приверженность многове-
ковым технологиям моделирования мира с помощью интуэм.
А с самими интуэмами невозможно экспериментировать: их
можно только созерцать и подбирать под них те или иные эле-
менты действительности.
Эзотеризм не одинок в своем неприятии эксперимента.
Точно так же сопротивляется экспериментальной проверке
и искусство; в противном случае оно вырождается. В то время
как эксперимент предполагает возможность своей воспроизво-
димости и повторяемости при одинаковых условиях, искусство
утрачивает само свое название и суть, когда его произведения
ставятся на поток повторений. Повторы в искусстве (если толь-
ко это не обусловлено отчасти художественными задачами)
суть плагиат и эпигонство; и аналогично этому эзотерические
проекции на действительность по-своему уникальны и не-
повторимы. Еще Ириней Лионский, осуждая гностиков за
«лжеименное знание», отмечал, что «каждый день каждый
из них открывает что-то новое» [Йонас 1998, 58]: но такова
уж творческая стихия эзотерического, в которой рождаются
и умирают многочисленные модели интерпретации, и в кото-
рой одни наборы интуэм сменяют другие.
Таким образом, мы видим, что эзотерическое знание для
его носителя совершенно самоочевидно и бесспорно. Оно ак-
сиоматично, а не доказательно; декларативно, а не процедурно
по своей сути. Оно не подвергает сомнению ни авторитетность
Первоисточника, пославшего гнозис в откровении, ни авто-
ритетность выдающихся наставников, обессмертивших себя
своими трудами. Сомнение вообще нехарактерно для эзо-
терического знания. Ведь оно тормозило бы слаженность
эзотерического механизма, затруднило бы эффективность
практики и оказалось бы помехой освобождению.
Как соотносятся друг с другом эзотерическое и экзо-
терическое знание? Сразу оговоримся, что сама природа
«экзотерического» знания останется за бортом нашего рас-
смотрения в силу полной неясности данного понятия (ибо это
такая же интуэма, как многие другие эзотерические интуэмы);
скажем лишь, что все, находящееся за гранью эзотерического
откровения, автоматически попадает в этот разряд. Собственно,
именно эзотерики нуждаются в возведении таких баррикад,
и поэтому водораздел, о котором могут совершенно не ведать
те, кого заочно называют «профанами», проведен именно ими,
эзотериками. Эти отношения достаточно специфичны, потому
что, несмотря на неусыпный контроль над проведенными гра-
ницами, последние отнюдь не закрыты наглухо. Эзотерическое
знание постоянно нуждается в своем alter ego, для того чтобы
границы не утрачивали четкость, а носители такого знания
– свою элитарную самоидентификацию. Ведь при ослабле-
нии границ эзотеризм попросту исчезает. Однако парадокс
состоит в том, что эзотерическое знание постоянно черпает
материал для своих интерпретационных схем из «внешнего»
мира. «Экзотерическая» наука дает им немало полезного, при
этом продолжая оставаться объектом высочайшего эзотериче-
ского презрения. Например, теософия Блаватской или учение
Рерихов берут немало сведений из «материалистической»
науки и, указывая этой науке на ее «низкое» место, переинтер-
претируют эти сведения в угодном им духе1. Рене Генон и Юлиус
Эвола, жесткие критики современной антитрадиционной
цивилизации, сами используют способы подачи материала,
логические выкладки, терминологию, присущие критикуемой
ими цивилизации. Появляющиеся в науке новейшие идеи или
гипотезы мгновенно перекочевывают в эзотерические системы
и успешно используются ими, несмотря на возражения офи-
циальной науки – можно вспомнить идею «торсионных полей»
[Тихоплав, Тихоплав 2002, 160–161].
Поэтому эзотерическое знание только на первый взгляд вы-
глядит жесткой и замкнутой системой. Такая жесткость – просто
сознательный способ самосохранения эзотеризма, и она воз-
никает в ответ на экзотерическое «покушение» на сакральную
когнитивную территорию. Когда нарушитель изгоняется, не-
прикосновенность границ восстанавливается. Но в отсутствие
опасности подобных вторжений носители эзотерического
знания вполне открыты для поисков дополнительных смыс-
лов в экзотерических нишах. И эзотерики довольно легко
переходят рубежи, потому что граница между эзотеризмом
и экзотеризмом охраняется только с одной стороны. Таковы
описанные Ф. Бэконом в «Новой Атлантиде» утопические уче-
ные из Соломонова дома, в целях сбора информации тайком
подбирающиеся к далеким экзотерическим землям [Бэкон
1971, 208], такова позиция Гурджиева, полагающего, что в пе-
риоды великих потрясений эзотерики имеют полное право
«подбирать» знание, которое «роняют» профаны [Успенский
1999, 52]. Поэтому точнее будет сказать, что эзотерическое зна-
ние – парадоксально устроенная открыто-замкнутая система,
тесно связанная с экзотеризмом и зависящая от него.
Эзотерическое знание уникальным образом сочетает
приверженность архаичному мифологическому мышлению
с открытостью ко всему новому. Эта открытость, с одной сторо-
 
1 Ср. критику востоковедения в «Тайной доктрине»: [Блаватская 1991, т. I,
14 и сл.]
 
ны, ломает традиционные взгляды, но с другой, служит лишь
материалом для очередной трансформации интерпретацион-
ных схем. Динамическая пластичность эзотерического знания
в его противостояниях с экзотеризмом причудливо контрасти-
рует с декларативной обращенностью к неизменным образцам
«золотого» прошлого и опорой на незыблемые авторитеты.
 
ЛИТЕРАТУРА
Агриппа Г. К. Оккультная философия. М., 1992.
Блаватская Е. П. Тайная доктрина. Синтез науки, религии
и философии. В 4 т. Т. I. Космогенезис. Л., 1991.
Бэкон Ф. Новая Атлантида // Утопический роман XVI – XVII
вв. М., 1971. С. 193–226.
Высокий герметизм. СПб., 2001.
Йейтс Ф. Розенкрейцерское просвещение. М., 1999.
Йонас Г. Гностицизм. СПб., 1998.
Клавдий Птолемей. Математический трактат, или Четве-
рокнижие // Знание за пределами науки. Сост. и общ. редакция
И. Т. Касавина. М., 1996. С. 92–129.
Манилий М. Астрономика (наука о гороскопах). М., 1993.
Паври П. Теософия в вопросах и ответах. М., 1997.
Тихоплав В. Ю., Тихоплав Т. С. Физика веры. СПб., 2002.
Успенский П. Д. В поисках чудесного. М., 1999.
Формула вашего счастья и здоровья // Санкт-Петербургская
астрологическая академия // [электронный ресурс]: http://www.
astroacademy.spb.ru/text/happy.html/
Kulàrõava-tantra / Ed. by Tàrànàtha Vidyàratna. London, 1917
(Tantrik Texts, Vol. V).
 
http://aiem-asem.org/wp-content/uploads/2015/05/pakhomov1.pdf