Пальмин Лиодор Иванович (1841-1891)
Участников: 2
ЖИЗНЬ и МироВоззрение :: Изящная словесность и публицистика, музыка и песни, кинематограф :: Поэты о Жизни Вечной и Земной.
Страница 1 из 1
Пальмин Лиодор Иванович (1841-1891)
Л. Пальминъ Мысли надъ гробомъ Тургенева
Гаснуть яркія звѣзды одна за другой,
Что свѣтили такъ ясно когда-то.
Въ храмѣ музъ стало меньше лампадой одной,
Даль грядущаго тьмою объята.
Гаснуть яркія звѣзды умчавшихся дней...
Ты сіялъ поколѣніямъ тоже
И угасъ... Мы стоимъ надъ могилой твоей.
Гдѣ же новыя звѣзды? О, Боже!
Гдѣ же ихъ ужь давно ожидаемый свѣтъ?
Область мысли подъ тьмой безъисходной.
Гаснутъ прежнія, гаснутъ, а новыхъ все нѣтъ...
Гдѣ-жь сіянье звѣзды путеводной?
Или дымная гарь современныхъ костровъ
Царство мысли свободной затмила,
И, при гаснущемъ блескѣ надъ прахомъ гробовъ,
Тщетно новаго ждемъ мы свѣтила?
Такъ прощай же! Ты жизненный путь совершилъ.
Мы твой прахъ окропляемъ слезою.
Труденъ, теменъ восходъ для грядущихъ свѣтилъ...
Тяжко свѣту ихъ биться со тьмою.
Биографическая справка
Лиодор (Илиодор) Иванович Пальмин родился 15 мая 1841 года в
Петербурге. Его отец, отставной военный, происходивший из старинного
дворянского рода, не был чужд литературы - входил в кружок поэта А. Ф.
Воейкова, писал и печатал стихи и собрал богатую библиотеку, с которой успел
познакомить и сына.
После смерти отца, в 1856 году, Пальмин был определен в 3-ю
петербургскую гимназию. Главными предметами были здесь древнегреческий и
латынь. Влияние новой эпохи Пальмин воспринял впервые в Петербургском
университете (на юридическом факультете), прежде всего на лекциях молодых
профессоров - М. М Стасюлевича и В. Д. Спасовича. Вторым университетом были
"толстые" журналы, печатавшие Тургенева и Жорж Санд, Диккенса и Гейне.
Бурный 1861 год, год студенческих волнений, познакомил Пальмина,
активного участника демонстраций, с Петропавловской крепостью и Кронштадтом.
С университетом пришлось расстаться. Пальмин поступил на службу (в адресную
экспедицию), ходатайствовал об издании журнала, но, не добившись нигде
успеха, принялся за поденную литературную работу. Окончательно склонил его к
литературной деятельности и прежде всего к поэзии издатель "Искры" В. С.
Курочкин. Пальмин стал сотрудником его журнала. Он участвовал также в
"Деле", "Женском вестнике", "Библиотеке для чтения" и в других петербургских
изданиях.
Переезд в Москву (в 1869 году) связал Пальмина со многими московскими
изданиями - "Русской мыслью", "Будильником", "Стрекозой" и другими. Здесь он
печатался из месяца в месяц более двадцати лет. Здесь он и умер 26 октября
1891 года. О Пальмине с признательностью вспоминали Чехов и Куприн, которых
он первый ввел в литературу.
Основные сборники стихотворений поэта: "Сны наяву" (М., 1878),
"Собрание стихотворений" (М., 1881), {"Собрание стихотворений" представляет
собой точное переиздание сборника "Сны наяву", дополненное (со с. 590)
семнадцатью стихотворениями. Из последних шестнадцать несколько ранее были
изданы отдельно под заглавием "Собрание новых стихотворений" (М., 1881).
Пальмину принадлежит также "Альбом (стихотворений) Маралы Иерихонского" -
приложение к журналу "Будильник" за 1881 г.} "Цветы и змеи" (СПб., 1883)
Петербурге. Его отец, отставной военный, происходивший из старинного
дворянского рода, не был чужд литературы - входил в кружок поэта А. Ф.
Воейкова, писал и печатал стихи и собрал богатую библиотеку, с которой успел
познакомить и сына.
После смерти отца, в 1856 году, Пальмин был определен в 3-ю
петербургскую гимназию. Главными предметами были здесь древнегреческий и
латынь. Влияние новой эпохи Пальмин воспринял впервые в Петербургском
университете (на юридическом факультете), прежде всего на лекциях молодых
профессоров - М. М Стасюлевича и В. Д. Спасовича. Вторым университетом были
"толстые" журналы, печатавшие Тургенева и Жорж Санд, Диккенса и Гейне.
Бурный 1861 год, год студенческих волнений, познакомил Пальмина,
активного участника демонстраций, с Петропавловской крепостью и Кронштадтом.
С университетом пришлось расстаться. Пальмин поступил на службу (в адресную
экспедицию), ходатайствовал об издании журнала, но, не добившись нигде
успеха, принялся за поденную литературную работу. Окончательно склонил его к
литературной деятельности и прежде всего к поэзии издатель "Искры" В. С.
Курочкин. Пальмин стал сотрудником его журнала. Он участвовал также в
"Деле", "Женском вестнике", "Библиотеке для чтения" и в других петербургских
изданиях.
Переезд в Москву (в 1869 году) связал Пальмина со многими московскими
изданиями - "Русской мыслью", "Будильником", "Стрекозой" и другими. Здесь он
печатался из месяца в месяц более двадцати лет. Здесь он и умер 26 октября
1891 года. О Пальмине с признательностью вспоминали Чехов и Куприн, которых
он первый ввел в литературу.
Основные сборники стихотворений поэта: "Сны наяву" (М., 1878),
"Собрание стихотворений" (М., 1881), {"Собрание стихотворений" представляет
собой точное переиздание сборника "Сны наяву", дополненное (со с. 590)
семнадцатью стихотворениями. Из последних шестнадцать несколько ранее были
изданы отдельно под заглавием "Собрание новых стихотворений" (М., 1881).
Пальмину принадлежит также "Альбом (стихотворений) Маралы Иерихонского" -
приложение к журналу "Будильник" за 1881 г.} "Цветы и змеи" (СПб., 1883)
Re: Пальмин Лиодор Иванович (1841-1891)
В ЖИТЕЙСКОЙ СУЕТЕ
Что день - то дел обычный ход,
Что день - то мелкая забота;
Попавши в их водоворот,
Живешь без дум и без отчета.
Сегодня зван я на обед;
Ко мне назавтра все толпою,
И ни минуты в жизни нет
Наедине пробыть с собою, -
Хоть миг подумать о былом,
О смысле жизни и стремлений...
Устав, забудешься ли сном -
Толпа нелепых сновидений!
В них, как и в жизни, тот же бред,
Хоть фантастичнее немного...
Да, ни минуты в жизни нет
О ней самой размыслить строго.
В кошмаре пошлых мелочей
Черствеет сердце, дремлет дума,
Среди сумятицы людей,
Среди обыденного шума,
А роковой вопрос: к чему?
Зачем живешь? Зачем всё это? -
Сквозь мелочей густую тьму
Сверкнет, как луч иного света,
И страшно станет, и тогда
Назад посмотришь на мгновенье,
На пробежавшие года,
На жизни мутное волненье;
Припомнишь милых и друзей,
Почивших в сумраке могилы,
И страсти прежних юных дней,
И все погибнувшие силы.
Но этот миг скользнет, как бред,
А пред тобой всё та ж дорога,
И ни минуты в жизни нет
О ней самой подумать строго!..
<1884>
ПАТРИОТ ЛИ?
Мне говорят, что злой я сын отчизны.
За то, что в ней я всё порой кляну,
И слышу я нередко укоризны,
Что не люблю родную я страну.
И правда: всё противно мне порою.
Куда бы я ни поглядел кругом,
Всё общество - с бесцельной пустотою,
Понятия - с клейменым ярлыком...
Противен мне везде колпак дурацкий,
А всюду он навстречу ждет меня;
Противен быт халатно-азиатский
И глупого тщеславия возня.
Всё, всё порой противно мне огулом...
Всё желчь родит и ненависть во мне,
И жизни ход с его обычным гулом,
И всё, и всё в родимой стороне...
Противно мне то, что для многих свято..
Но отчего ж, когда увижу я
В страданиях томящегося брата,
Тогда душа взволнуется моя?
Чтобы унять печаль его и муку,
Чтоб снять с него скорбей тяжелый гнет,
Ему подам я во спасенье руку,
Хоть враг я всем, хоть я не "патриот"...
<1886>
ЗАПОВЕДЬ
Не сотвори себе кумира!
Святая заповедь, она
Еще в эпохе древней мира
Была торжественно дана.
А нам священные глаголы
И этот благостный завет
Знакомы с детства, с первой школы,
Знакомы с самых ранних лет.
И что же? Где завет священный?
Лишь погляди на этот мир, -
Повсюду в суетной вселенной
Вослед кумиру встал кумир...
Забыв глагол святого неба,
Пред силой золота склонясь,
Земным кумирам из-за хлеба
Мы бьем челом, приникнув в грязь...
Мы сами на подножья ставим
Во всем подобных нам людей,
Пред ними клонимся, их славим
Душой продажною своей...
Кумиров созданных гордыню
Одели пышностью пустой,
И в капище, забыв святыню,
Мы превратили храм святой...
Меж тем по буквам, без сознанья,
Мы наизусть от детских лет
Твердим, греша без оправданья,
Глубокой древности завет.
И разве искренно мы верим
В своем брожении пустом?
Мы и пред небом лицемерим,
И пред кумирами притом...
<1889>
Что день - то дел обычный ход,
Что день - то мелкая забота;
Попавши в их водоворот,
Живешь без дум и без отчета.
Сегодня зван я на обед;
Ко мне назавтра все толпою,
И ни минуты в жизни нет
Наедине пробыть с собою, -
Хоть миг подумать о былом,
О смысле жизни и стремлений...
Устав, забудешься ли сном -
Толпа нелепых сновидений!
В них, как и в жизни, тот же бред,
Хоть фантастичнее немного...
Да, ни минуты в жизни нет
О ней самой размыслить строго.
В кошмаре пошлых мелочей
Черствеет сердце, дремлет дума,
Среди сумятицы людей,
Среди обыденного шума,
А роковой вопрос: к чему?
Зачем живешь? Зачем всё это? -
Сквозь мелочей густую тьму
Сверкнет, как луч иного света,
И страшно станет, и тогда
Назад посмотришь на мгновенье,
На пробежавшие года,
На жизни мутное волненье;
Припомнишь милых и друзей,
Почивших в сумраке могилы,
И страсти прежних юных дней,
И все погибнувшие силы.
Но этот миг скользнет, как бред,
А пред тобой всё та ж дорога,
И ни минуты в жизни нет
О ней самой подумать строго!..
<1884>
ПАТРИОТ ЛИ?
Мне говорят, что злой я сын отчизны.
За то, что в ней я всё порой кляну,
И слышу я нередко укоризны,
Что не люблю родную я страну.
И правда: всё противно мне порою.
Куда бы я ни поглядел кругом,
Всё общество - с бесцельной пустотою,
Понятия - с клейменым ярлыком...
Противен мне везде колпак дурацкий,
А всюду он навстречу ждет меня;
Противен быт халатно-азиатский
И глупого тщеславия возня.
Всё, всё порой противно мне огулом...
Всё желчь родит и ненависть во мне,
И жизни ход с его обычным гулом,
И всё, и всё в родимой стороне...
Противно мне то, что для многих свято..
Но отчего ж, когда увижу я
В страданиях томящегося брата,
Тогда душа взволнуется моя?
Чтобы унять печаль его и муку,
Чтоб снять с него скорбей тяжелый гнет,
Ему подам я во спасенье руку,
Хоть враг я всем, хоть я не "патриот"...
<1886>
ЗАПОВЕДЬ
Не сотвори себе кумира!
Святая заповедь, она
Еще в эпохе древней мира
Была торжественно дана.
А нам священные глаголы
И этот благостный завет
Знакомы с детства, с первой школы,
Знакомы с самых ранних лет.
И что же? Где завет священный?
Лишь погляди на этот мир, -
Повсюду в суетной вселенной
Вослед кумиру встал кумир...
Забыв глагол святого неба,
Пред силой золота склонясь,
Земным кумирам из-за хлеба
Мы бьем челом, приникнув в грязь...
Мы сами на подножья ставим
Во всем подобных нам людей,
Пред ними клонимся, их славим
Душой продажною своей...
Кумиров созданных гордыню
Одели пышностью пустой,
И в капище, забыв святыню,
Мы превратили храм святой...
Меж тем по буквам, без сознанья,
Мы наизусть от детских лет
Твердим, греша без оправданья,
Глубокой древности завет.
И разве искренно мы верим
В своем брожении пустом?
Мы и пред небом лицемерим,
И пред кумирами притом...
<1889>
Сергеев- Активист
- Сообщения : 198
Репутация : 128
Дата регистрации : 2016-03-12
ДѢТИ НЕБА.
По міровой канвѣ событй и преданій
Какъ золотая нить, сквозь лѣтописъ вѣковъ,
Изъ дальней древности сверкаеть рядъ сказаній
Про царственныхъ дѣтей властительныхъ боговъ.
Таинственно звучатъ священные напѣвы
Про чадо божества и земнородной дѣвы --
О томъ, какъ неба сынъ таилъ въ груди своей
Божественный залогъ небеснаго рожденья
И шелъ искать отца далеко отъ людей,
Объятый пламенемъ высокаго стремленья.
А грозный Поссейдонъ и царственный Зевесъ,
Взирая на свою цвѣтущую Элладу,
Изъ глубины морской иль съ высоты небесъ
Являлись иногда возлюбленному чаду.
Такъ смѣлый юноша, отважный Фаэтонъ
На свѣтлый ликъ отца, вѣнчанный блескомъ неба,
Безтрепетно смотрѣлъ, желаньемъ упоенъ
Свершить высокій путь на колесницѣ Феба.
И ты дитя небесъ -- восторженный поэтъ!
И ты хранишь залогъ божественной природы!
Подъ гнетомъ лжи и зла, гдѣ Божьей правды нѣтъ,
Гдѣ безсознательно ярмо влачатъ народы,
Гдѣ, позабывъ святыхъ и истинныхъ боговъ,
Кумировъ создали изъ золоченой глины,--
Тамъ сквозь зловѣщій звонъ заржавѣвшихъ оковъ,
Сквозь вихри суеты, сквозь стонъ людской кручины,
Небеснаго отца ты слышишь горній зовъ
Изъ глубины небесъ, и въ пламенныя пѣсни
Ты хочешь перелить божественный глаголъ,
И міру, спящему подъ гнетомъ тьмы и золъ,
Бросаешь смѣлый кликъ: "возстань! очнись! воскресни!.."
Да, ты дитя небесъ, и въ суетѣ людской
Томишься, вакъ въ цѣпяхъ, а чудный зовъ куда-то
Звучитъ въ твоей душѣ таинственно и свято...
Хотя не узришь ты ни въ безднѣ голубой,
Ни средь морскихъ пучинъ божественнаго лика,
Но чудный зовъ отца вездѣ передъ тобой:
И въ говорѣ лѣсовъ, волнующихся дико,
И въ плескѣ ручейка, и въ рокотѣ громовъ,
И въ пѣснѣ жавронка съ проснувшихся луговъ...
Вездѣ тебѣ звучитъ гармонія родная --
Въ дыханіи цвѣтовъ, въ полуночной тиши,
Въ сіяньи яркихъ звѣздъ, въ румяной зорькѣ мая
И въ чудныхъ свѣтлыхъ снахъ взволнованной души.
Сынъ праха и небесъ! вездѣ передъ тобою
Звучитъ родной привѣтъ небеснаго отца
На тайномъ языкѣ и жаждешь безъ конца
Ты подѣлиться имъ съ родимою землею...
Л. Пальминъ.Какъ золотая нить, сквозь лѣтописъ вѣковъ,
Изъ дальней древности сверкаеть рядъ сказаній
Про царственныхъ дѣтей властительныхъ боговъ.
Таинственно звучатъ священные напѣвы
Про чадо божества и земнородной дѣвы --
О томъ, какъ неба сынъ таилъ въ груди своей
Божественный залогъ небеснаго рожденья
И шелъ искать отца далеко отъ людей,
Объятый пламенемъ высокаго стремленья.
А грозный Поссейдонъ и царственный Зевесъ,
Взирая на свою цвѣтущую Элладу,
Изъ глубины морской иль съ высоты небесъ
Являлись иногда возлюбленному чаду.
Такъ смѣлый юноша, отважный Фаэтонъ
На свѣтлый ликъ отца, вѣнчанный блескомъ неба,
Безтрепетно смотрѣлъ, желаньемъ упоенъ
Свершить высокій путь на колесницѣ Феба.
И ты дитя небесъ -- восторженный поэтъ!
И ты хранишь залогъ божественной природы!
Подъ гнетомъ лжи и зла, гдѣ Божьей правды нѣтъ,
Гдѣ безсознательно ярмо влачатъ народы,
Гдѣ, позабывъ святыхъ и истинныхъ боговъ,
Кумировъ создали изъ золоченой глины,--
Тамъ сквозь зловѣщій звонъ заржавѣвшихъ оковъ,
Сквозь вихри суеты, сквозь стонъ людской кручины,
Небеснаго отца ты слышишь горній зовъ
Изъ глубины небесъ, и въ пламенныя пѣсни
Ты хочешь перелить божественный глаголъ,
И міру, спящему подъ гнетомъ тьмы и золъ,
Бросаешь смѣлый кликъ: "возстань! очнись! воскресни!.."
Да, ты дитя небесъ, и въ суетѣ людской
Томишься, вакъ въ цѣпяхъ, а чудный зовъ куда-то
Звучитъ въ твоей душѣ таинственно и свято...
Хотя не узришь ты ни въ безднѣ голубой,
Ни средь морскихъ пучинъ божественнаго лика,
Но чудный зовъ отца вездѣ передъ тобой:
И въ говорѣ лѣсовъ, волнующихся дико,
И въ плескѣ ручейка, и въ рокотѣ громовъ,
И въ пѣснѣ жавронка съ проснувшихся луговъ...
Вездѣ тебѣ звучитъ гармонія родная --
Въ дыханіи цвѣтовъ, въ полуночной тиши,
Въ сіяньи яркихъ звѣздъ, въ румяной зорькѣ мая
И въ чудныхъ свѣтлыхъ снахъ взволнованной души.
Сынъ праха и небесъ! вездѣ передъ тобою
Звучитъ родной привѣтъ небеснаго отца
На тайномъ языкѣ и жаждешь безъ конца
Ты подѣлиться имъ съ родимою землею...
"Русская Мысль" 1880, No 2
Сергеев- Активист
- Сообщения : 198
Репутация : 128
Дата регистрации : 2016-03-12
ОПОЗОРЕННЫЙ ХРАМ
Вот он перед нами, храм священный, древний,
Ставший балаганом, рынком и харчевней, -
Храм литературы, древле чтимый свято,
Где жрецами были гении когда-то...
Где светильник мысли разгорался ярко,
Где пылало чувство искренно и жарко,
С алтаря ж вздымалось, в стройном клире пенья,
Жертвенное пламя - пламя вдохновенья,
И поэт, в восторге, с свежими цветами,
Сердце нес для жертвы, полное мечтами...
Но угас светильник, лиры замолчали,
Гении исчезли и цветы увяли...
И в лоскутьях пестрых, гениям на смену,
Гаеры и фаты вылезли на сцену...
Всюду дряблой мысли тщетные усилья -
Как орел, подняться и, вороньи крылья
Распустив над миром, с высоты орлиной
Заблистать избитой, ржавою доктриной...
Но как быть вороне, так и есть ворона, -
Всё с чужого свиста, всё с чужого тона.
Что давно руками школьников измято -
Своего ж ни капли, напрокат всё взято...
Что давно уж стало пошло и избито,
Что давно уж в пятнах, ржавчиной покрыто,
Что назад лет двадцать новизной пленяло,
А теперь, как ветошь, сгнило, полиняло!..
Об одном и том же болтовня всё та же,
Что и попугаи затвердили даже, -
Детские проклятья сверженным кумирам,
Павшим идеалам, позабытым миром...
А наместо старых, в этой тьме унылой,
Новые не блещут благотворной силой!
Ветошь скудоумья фразою мишурной
Прикрывая нагло, в храм литературный -
Вон, толпой крикливой, лезут фарисеи
С краденым елеем к алтарю идеи.
Круглая бездарность, на ходулях стоя,
Корчит публициста, чуть что не героя...
Хам в боярской шапке сыплет, с видом ярым,
Грозные проклятья и хулу боярам...
Вон, врачи выходят важными стопами,
На челе ж их блещет: "Исцелитесь сами!"
Там сипит сатира остротой мещанской,
Здесь, под балалайку, слышен вой гражданский,
И нахально лезет рифмоплетов стая
В храм литературы, грамоте не зная, -
В храм литературы, в храм святой и древний,
Ставший балаганом, рынком и харчевней...
<1877>
Ставший балаганом, рынком и харчевней, -
Храм литературы, древле чтимый свято,
Где жрецами были гении когда-то...
Где светильник мысли разгорался ярко,
Где пылало чувство искренно и жарко,
С алтаря ж вздымалось, в стройном клире пенья,
Жертвенное пламя - пламя вдохновенья,
И поэт, в восторге, с свежими цветами,
Сердце нес для жертвы, полное мечтами...
Но угас светильник, лиры замолчали,
Гении исчезли и цветы увяли...
И в лоскутьях пестрых, гениям на смену,
Гаеры и фаты вылезли на сцену...
Всюду дряблой мысли тщетные усилья -
Как орел, подняться и, вороньи крылья
Распустив над миром, с высоты орлиной
Заблистать избитой, ржавою доктриной...
Но как быть вороне, так и есть ворона, -
Всё с чужого свиста, всё с чужого тона.
Что давно руками школьников измято -
Своего ж ни капли, напрокат всё взято...
Что давно уж стало пошло и избито,
Что давно уж в пятнах, ржавчиной покрыто,
Что назад лет двадцать новизной пленяло,
А теперь, как ветошь, сгнило, полиняло!..
Об одном и том же болтовня всё та же,
Что и попугаи затвердили даже, -
Детские проклятья сверженным кумирам,
Павшим идеалам, позабытым миром...
А наместо старых, в этой тьме унылой,
Новые не блещут благотворной силой!
Ветошь скудоумья фразою мишурной
Прикрывая нагло, в храм литературный -
Вон, толпой крикливой, лезут фарисеи
С краденым елеем к алтарю идеи.
Круглая бездарность, на ходулях стоя,
Корчит публициста, чуть что не героя...
Хам в боярской шапке сыплет, с видом ярым,
Грозные проклятья и хулу боярам...
Вон, врачи выходят важными стопами,
На челе ж их блещет: "Исцелитесь сами!"
Там сипит сатира остротой мещанской,
Здесь, под балалайку, слышен вой гражданский,
И нахально лезет рифмоплетов стая
В храм литературы, грамоте не зная, -
В храм литературы, в храм святой и древний,
Ставший балаганом, рынком и харчевней...
<1877>
Сергеев- Активист
- Сообщения : 198
Репутация : 128
Дата регистрации : 2016-03-12
Похожие темы
» Сергей Каширин Русский – русским
» Фёдор Иванович Тютчев
» Владимир Иванович Даль Кто такой политик?
» Федор Иванович Тютчев Не то, что мните вы, природа
» Духовное обрезание
» Фёдор Иванович Тютчев
» Владимир Иванович Даль Кто такой политик?
» Федор Иванович Тютчев Не то, что мните вы, природа
» Духовное обрезание
ЖИЗНЬ и МироВоззрение :: Изящная словесность и публицистика, музыка и песни, кинематограф :: Поэты о Жизни Вечной и Земной.
Страница 1 из 1
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения
|
|