Цыб С.В. ДРЕВНЕРУССКОЕ ЛЕТОСЧИСЛЕНИЕ

Цыб С.В. ДРЕВНЕРУССКОЕ ЛЕТОСЧИСЛЕНИЕ

Цыб С.В. Древнерусское времяисчисление в "Повести временных лет"


Изучение хронологии Начальной летописи убеждает нас в том, что в счете лет жители Киевской Руси использовали системы, сложившиеся из элементов двух времяисчислительных традиций. Первая -- древнерусская языческая -- восходила к устным народным представлениям о "премененьи времени", сформировавшимся еще в дохристианскую эпоху и не исчезнувшим в последующие столетия. Втора традиция восточнохристианская - была позаимствована древнерусскими писателями из греко-болгарской письменности и византийской церковно-служебной практики.
По поводу языческой традиции еще в начале XIX в. было предположено, что она существенно отличаласъ от последовательного линейного счета лет Мироздания, зафиксированного в летописании1. По одной версии, сложившейся еще в прошлом веке (ее сторонниками были тогда С.М. Соловьев и Л.Л. Шахматов, позже -- Д.С. Лихачев, М.Х. Алешковский, А.Г. Кузьмин и др.), первоначальный русский счет времени был "непогодным", что вызывает у нас серьезные возражения. Действительно, историко-хронологической науке не известна ни одна архаичная система учета времени, которая бы исключала из своей структуры годовые единицы; уже сама повторяемость сезонных циклов, бывшая для всех древних народов естественным мерилом времени, предполагала установление границ между однообразными временами года, и если мы не можем сейчас с полной определенностью сказать, как намечались такие границы нашими предками, это еще не означает, что их не было на самом деле.
Намного ближе нам другая точка зрения, предполагавшая наличие в древнерусском языческом времяисчислении годовых единиц, считаемых от начала правления князей, т.е. по "династическому" принципу (ее разделяли И.Д. Беляев, М.П. Погодин, И.И. Срезневский, Н.В. Степанов, М.Н. Тихомиров, И.Н. Данилевский и др.). В нашем понимании, термин "династическая эра летосчисления" подразумевает не только летосчисление, ориентированное на смену правителей или целых властвующих династий; его смысл заключается в том, что счет лет начинался относительно какого-то события и прерывался тогда, когда за ориентир принималось другое, более позднее происшествие. По сути дела, "династический" порядок счета лет предполагал периодическую смену начальных вех летосчисления и постоянную замену одной "династической" эры другой.
Один из героев романа Вальтера Скотта "Антикварий", размышляя над особенностями исторического сознания, утверждал: "Те эры, от которых простой народ исчисляет время, всегда связаны с каким-либо периодом страха и бедствий... Эти события... были похожи не на спокойное течение оплодотворяющей землю реки, а на бешеный, стремительный бег разъяренного потока"2. Думается, что в отношении жителей Киевской Руси подобная сентенция была бы несправедливой, так как в качестве исходных ориентиров летосчисления ими выбирались не только трагические, но и другие, самые разнообразные по форме и содержанию события. И сама ПВЛ, и прочие древнерусские письменные памятники донесли до нас это разнообразие. "Сказание о русских князьях", отразившееся в хронологическом перечне (6360 г.) и в погодном тексте ПВЛ, показывает, что в Киеве летосчислительными ориентирами были смены кияжений (см. подробнее главу 3), а княжеское летописание Святослава и Всеволода Ярославичей (см. 5.3, 5) доказывает, что таким же образом годы считались даже в XI столетии и не только в Киеве; более того, реликтовое проявление подобной "династической" эры отмечается и в XIII в. в галицко-волынском летописании3. Этот же способ счета отразился в одной из надписей XI в. в центральном нефе Киево-Софийского собора: "4 лЪта къняжилъ Святославъ" /Высоцкий, 42/, а также в традиции составления летописных перечней.
За пределами княжеских дворов одним из самых распространенных ориентиров относительноного летосчисления наверняка было начало или окончание строительства важных городских объектов; позже, в христианскую эпоху, память об этом сохранилась в виде счета лет, ведущегося от создания церковных храмов4. Важнейшие военно-политические события также становились исходными точками языческого счета лет, свидетельство чему донесли до нас позднейшие русские писатели5. Такую же роль играли и аномальные природные явления6, трагические события в биографии выдающихся личностей7 и т.д., а в Новгороде, судя по грамотам на бересте, в XI в. счет лет велся от начала долговых обязательств8. Одним словом, эпохами "династического" летосчисления могли быть практически любые знаменательные происшествия.
Широкая избирателъность эпохальных ориентиров "династического" счета обеспечивала простоту его употребления и способствовала его прочному утверждению в сознании русских людей. Даже летописцы XI--XII вв., создававшие ПВЛ и старавшиеся подражать при этом византийской хронографической письменности, где исповедывался совершенно иной принцип летосчисления, невольно выдавали нам свое хорошее знакомство с "династическим" счетом времени, причем, не только при копировании старинных относительных датировок, но и в случае самостоятельного редакционного вмешательства в древний текст. Так, автор IIВЛ, соединяя не разбитые на годы сюжеты "Сказания о русских князьях" с византийско-болгарским летосчисленисм от С.М., вынужден был "разорвать" рассказ о призвании варягов на две годичные статьи (6367 и 6370 гг.), но при этом не удержался от типичного "династического" уточнени ("по дву же лЪту Синеусъ умре и братъ его Труворъ" /I, 20; II, 14/;см. 3.2). То же самое сделал и его "коллега", приверженец антиохийского счета лет от С.М., поместивший в 6360 г. известие о воцарении Михаила III, а в 6374 г. -- о нападении русских и при этом уточнивший, что русские князь "прииде въ 14 лЪто Михаила царя" /I, 21; II, 15/ (см. 3.1, 2). Наверное можно понять "оговорки" первоначальников ПВЛ, так как им приходилось все же решать нелегкую задачу согласования относительной и абсолютной хронологии, но тем удивительнее подобные казусы в работе летописных редакторов начала XII в., которые имели дело с практически законченной погодной формой текста; так, к примеру, игумен Сильвестр, меняя хронологию в годах княжения "вещего" Олега, для оправдания переноса его смерти из 6415 г. в 6420 г. прибегнул к выдумке о том, что князь "пребывьшю 4 лЪта [после похода в 6415 г. -- С.Ц.], на пягое лЪто помяну конь" /I, 38; II, 28/, а продолжатель Сильвестра, пускаясь в воспомииания о своем путешествии в Ладогу, датировал его "преже сих 4 лЪт" /I, 234; П, 224/ (см. 1.4 и 3.2).
В дохристианское время погодный "династический" счет велся, чаще всего, в устной форме. Естественно, что его продолжительность не могла быть большой и превосходить размеры исторической памяти одного поколения людей; как раз это и побуждало к постоянному поиску новых, более современных исходных ориентиров летосчисления. Полнее всего, на наш взгляд, "алгоритм" смены "династических" эпох передает ППКВ Иакова-мниха, которая была списана с летописи начала XII в., но, тем не менее, выдерживала традиционную манеру дохристианской русской хронологии: здесь счет лет сначала ориентировалс на крещение Олъги, затем -- на смерть Святослава (между этими событиями интервал, примерно, в 10 лет), еще далее --на смерть Ярополка (менсе 10 лет), а последние известия представляли последовательное изложение событий от крещения Владимира ("на другое лЪто по крьщении", "на третиЪе <лето>", "на четвьртое лЪто", "а на пятое лЪто", "в девятое лЪто" /ППКВ, 21-22/). Примерно также и Нестор-агиограф в ходе изложения биографии Феодосия cначала вел счет времени от рождения своего героя ("осмый день" и "40 дьний"), потом выбрал ориентиром смерть его отца (через 13 лет), после описывал жизнь угодника "по остриженьи же матере... и по отврьжении всякоя мирьскыя печали" и далее еще несколько раз менял вехи относительного счета /ПЛДР XI-н.XII, 306, 308, 322/.
К тому моменту, когда происходила первоначальная запиcь древнерусских до- и раннехристианских исторических сказаний, уже была утеряна точность и конкретность "династических годичных датировок, особенно тех, что были наиболее древними. В руках писателей конца Х-ХI в. оказывались, чаще всего, только самые общие хронологические сведения о событиях предшествующих десятилетий и столетий (очередность происшествий, итоговые суммы лет каких-то периодов истории и т.п.). Это обстоятелъство и определило "слитную" форму текста в письменных исторических сказаниях и употребление в них таких аморфных показаний, как "в лЪта си", "в се же время", "посемъ", "по сихъ же лЪтЪхъ" и т.п., каждое из которых скрывало забытую "династическую" годичную дату9. В более позднее время эти хронологические приемы становились своеобразным литературным штампом: так, например, черниговский летописец 70-80-х гг. XI в. был знаком, без сомнения, с точной погодной хронологией правлени Святослава Ярославича и его сыновей, но использовал при ее описании, все же, весьма расплывчагые показания (см. 5.3).
Как будет сказано позже (см. 4.2), языческое календарное новогодие приходилось на начало весны, однако события, становившиеся началом "династического" счета лет, часто не совпадали с этим периодом времени, так как случались и летом, и осенью, и даже в конце зимы за несколько дней перед началом нового года. В таких случаях за первый год "династической" эры принимался остаток текущего весеннего года и только в дальнейшем счете "династические" годы совпадали с календарными. Эта особенность "династического" летосчисление отмечалась у многих древних народов и нашла свое применение в известном "Каноне царей" Клавдия Птолемея (II в.). Ее остаточным проявлением в древнерусской исторической письменности было пренебрежительное отношение к относительным годичным показаниям, не содержащим целого числа лет; средневековыми отечественными хронологами такие показания подвергались весьма грубому "округлению", т.е. переводились в целое число лет. Наиболее простым и поэтому распространенным было полное игнорирование годичных остатков и их исключение из относительных хронологических расчетов, многочисленные примеры чему мы постоянно обнаруживаем в летописании XI-XII вв.10; впрочем, ненамного сложнее был иной способ "округления", когда месяцы и дни в относительных "дробных" датах дополнялись до полных годов, о чсм опять же нам свидетельствует ПВЛ11. Значителъно реже русские летописцы показывают нам свою пунктуальность в относительном счете, например, в 6676 г. Ип.-Хл.: "Бысть же княжения его [Ростислава Мстиславича. -- С.Ц.] КиевЪ 50 лЪтъ без мЪсяца" /II, 532/ (здесь, правда, летописец-пунктуалист перепутал в числе лет цифру '~N' (50) с '~' (9); верная цифра указана в Л. /I, 353/).
Только что описанная нами особенность дохристианского "династического" счета приводила к тому, что исходный год летосчисления был в этом счете не "нулевым", а первым. Другими словами, исконное древнерусское летосчисление не подчинялось правилам линейного арифметического счета, что уже неоднократно отмечалось исследователями, предложившими именовать такое счисление "включающим" (имелось в виду то, что год-эпоха "династического" счета включался в число откладываемых от него лет). "Включающее" относительное летосчисление неоднократно проявляется в ПВЛ, причем, им владели почти все соучастники ее создания, относившиеся к разным поколениям древнерусской летописательной братии: летописец-киевлянин, живший в 70-е гг. XI в., дату разорения Новгорода Всеславом (статьи 6571 и 6574 гг.) высчитывал "включающим" счетом (см. 2.3); приверженец антиохийской эры и знаток ЛВ, определяя дату нападени Аскольда н Дира на Константинополь 6374 годом, пометил его 14 годом правлени Михаила III, что и согласуется, по правилам "включающего" счета, с его воцарением в 6360 г., и с этим расчетом полностью был согласен летописец Василий, редактор "антиохийского" хронолога; выдубицкий игумен Сильвестр, переписывая надгробный панегирик покровителю своего монастыря князю Всеволоду, определил срок его правления в Киеве 15 годами (статья 6601 г.) с учетом того, что первым годом из этих 15 был год его вокняжения (мартовский 6587 г.; см. 2.3); тот же автор год Уветичевского съезда (6608 г.) назвал вторым после окончания владимиро-волынской усобицы (6607 г.; см. 2.2), а год похода на половцев (6619 г.) вторым после знамения в Киево-Печерском монастыре в 6618 г. ("тако же и се явленье некоторое показывайте, ему же 613 быти, еже и бысть на 2-е бо лЪто, не сь ли ангелъ вожь бысть на иноплеменникы" /I, 285/). Даже те летописцы, которые привнесли в ПВЛ иной, линейно-арифметический способ относительного счета (так, "постмартовский" редактор начала XII в. вычел из 6601 г. 15 лет, чтобы определить врем вокняжения Всеволода в Киеве; см. 2.3), отступали от "династических" правил, видимо, только по ошибке или же в пылу редакционной работы, поскольку они же проявляли и верность старинным счетным традициям (так, тот же летописец "третьее лЪто" от 6583 г. определили как 6585 г.; см. 2.3). Впрочем, вольность в обращении с относительными датами позволяли себе и убежденные приверженцы "включающего" счета; например, Сильвестр обыкновенным арифметическим вычитанием 6562 номера года из мартовской даты 6622 г. определил интервал в 60 лет между смертью Ярослава Мудрого и смертью его внука Святополка (см. 3.1)12.
Языческое древнерусское летосчисление совместилось с восточнохристианским счетом, с которым на Руси, судя по текстам дипломатических соглашений с Византией, впервые познакомились уже в начале X в. Несомненно также и то, что активное внедрение в Киевской Руси православных времяисчислительных норм долго осуществлялось путем неофициальных контактов русского населения с жителями соседних христианских стран. Именно поэтому в XI и XII вв. мы отмечаем на Руси проявление самых разнообразных хронологических элементов, многие из которых к этому времени уже перестали широко употребляться "старым" восточнохристианским миром. "Славянские рукописи, - писал по этому поводу В.В. Болотов, -- архаичными [хронологическими. -- С.Ц.] данными богаты так, как далеко не все греческие... Славяне и русские добывали греческие рукописи (переведенные потом на славянский язык) во время странствий по святым местам... Разумеется, греки не имели охоты именно те рукописи, которые были особенно нужны им самим, отдавать паломникам. Пришельцам дарили или продавали такие книги, в которых не было практической надобности. К этой категории... причисляли, конечно, и книги устарелые, содержавшие древнейший чин, замененный уже константинопольским"13.
Окончательное становление восточнохристианских хронологических традиций совпадало со временем образования Киевской митрополии (конец X - начало XI в.). Не случайно поэтому "константинопольская (ромэйская) эра" летосчислени (от С.М. до Р.Х. 5509 лет), употреблявшаяся в это время в церковно-служебной практике Константинопольской патриархии, стала самой популярной на Руси в XI-XII вв., так как в Киеве были скопированы византийские образцы службы14. Православные священнослужители находили несколько причин предпочтения этой системы счета всем остальным: во-первых, по этой версии, Р.Х. совпадало в тем годом, в котором полагал божественную инкарнацию известнейший в христианском мире хронолог Дионисий Малый (VI в.); во-вторых, эпоха константинопольской эры (1.09.5509 г. до н.э.) была математически согласована с византийскими пасхальными циклами (начало отсчета Кругов Луны и Солнца в Константинополе в то время относилось к 1.03.5508 г. до н.э., т.е. приходилось на седьмой месяц первого года от С.М.), что позволяло достичь почти механической простоты в пасхальных расчетах; в третьих, эпоха этой эры с точностью до дня совпадала с началом одного из 15-летних индиктионных циклов, которые в Византии применялись в официальном государственном счете лет, и это давало возможность считать день Мироздания исходным днем отсчета индиктионов. Вряд ли, конечно, русские "благочисленники" XI-XII вв. понимали столь глубокий смысл константинопольской системы, однако большинство из них отдавали предпочтение именно ей. Особое ее место в древнерусском времяисчислении привело, в конечном итоге, к тому, что с XV-XVI вв. она приобрела статус официального счета лет Московского государства.
Как и у византийцев, на Руси константинопольская эра в церковной службе совмещалась с индиктовым счетом. Если в Византийской империи индиктовое счисление имело не только ритуальное, но и практическое государственное значение, то в Киевской митрополии оно приобрело вид исключительного церковно-служебного действа; именно поэтому любое присутствие в древнерусском тексте индиктового числа можно считать несомненным признаком его церковного происхождения. Уже с IV в. римско-византийский индиктовый счет имел сентябрьскую "окраску" и в таком же виде он применялся и на Руси15, поэтому весьма странной кажется позиция многих исследователей древнерусской хронологии, отрицавших существование в XI-XII вв. сентябрьского времяисчисления, но признававших употребление индиктового счета (см. "Введение").
Вызывает удивление и точка зрения Н.В. Степанова и А.Г. Кузьмина, считавших, что с индиктами было знакомо лишь весьма небольшое число русских людей XI-XII вв., самых образованных и настроенных прогречески, да и те нередко высчитывали их наобум, потому что правила индиктового счета представляли себе весьма приблизительно16. Отсчет 15-летних циклов, празднование 1.09 нового церковного года и отправление в этот день особой службы были неотъемлимыми атрибутами служебной практики восточнохристианской церкви, строго чтимыми и в поместных церквях Киевской митрополии, из чего ясно, что в суть ритуала было посвящено большое количество людей -- белое и черное духовенство, клирошане и прихожане. Другое дело, что в неслужебной "светской" литературе XI - начала XII в. (летописание, агиография и пр.) применение этого хронологического элемента не считалось обязательным и поэтому встречается довольно редко, но каждый такой случай сопровождается свидетельствами вполне осознанного и безусловно точного, по мнению сочинителей, употребления индиктов. Так, на примере ПВЛ мы видим, что летописец второй половины XI в. для расчета индиктов применял перевод антиохийских лет от С.М. в годы от Р.Х. (см. далее), тмутараканский автор 80-х гг. XI в. и его переяславский "коллега", живший во втором десятилетии XII в., умели безукоризненно совмещать сентябрьские индиктовые. годы с ультрамартовскими константинопольскими годами (в статьях 6582 и 6604 гг.; см. Главы 2 и 5), а применявший постмартовское счисление киево-печерский автор начала XII в. к своим "ошибочным", с точки зрения константинопольского счета, годам прибавлял, тем не менее, совершенно верные индиктовые числа, чем и ввел в заблуждение позднейших редакторов, которые посчитали безошибочными номера лет от С.М., но выбросили из текста "неверные", по их мнению, номера индиктов (именно поэтому в постмартовских статьях 6615 и 6620 гг. ПВЛ есть слово "индикт", но не осталось чисел /I, 281; II, 273/). Сильвестр, составитель редакций ПВЛ 1116 и 1122-1123 гг., вообще предстает перед нами блестящим знатоком правил индиктового счета: он умело, хотя и небезошибочно, использовал для составления погодной сетки индиктовые показания ХГА и русско-византийских договоров (см. 3.2), подвергал решительным изменениям индиктовые расчеты своих предшественников, если они не соответствовали его кон-стантинопольско-мартовской схеме счета (в статье 6360 г.), самостоятельно высчитывал номера индиктов, переписывая старинные записи Выдубицкого монастыря (6601 г.) и, наконец, поместил ин-диктовое число в авторскую приписку (6618 г.)17.
Методику расчетов индиктов исчерпывающе описал в 30-е гг. XII в. новгородский диакон Кирик: "Егда же хощеши увЪдати, которое лЪто индикта, разложи вс лЪта от зачала твари мира сего по 15, да что ти ся избудеть послЪдняго круга, то есть лЪто индикта: аще 1, то 1, аще ли двЪ лЪтЪ, то въторое лЪто будеть индиктъ, аще ли 15, то есть 5-е надесяте, и пакы начни от пръваго" /УЧ, 178/, т.е. расчет производился так:
I = |N/15|
где I -- номер индикта, N -- номер константинопольского сентябрьского года от С.М., а скобки | | означают, что результатом был остаток деления. Если древнерусские писатели и допускали ошибки в индиктовых обозначениях, как утверждали
Н.В. Степанов и А.Г. Кузьмин, то происходило это отнюдь не по причине плохого знания правил счета, а потому что в их вычислениях место N занимал не константинопольский, а какой-то иной год. Самый наглядный пример такой "ошибки" содержит переложение ЛВ в РК, где датировки патриарха Никифора сопровождались индиктовыми числами, которые высчитывал сам переписчик книги (это ясно из того, что ни в греческом тексте, ни в прочих славянских списках ЛВ индиктовых дат нет). Не будучи посвященным в правила антиохийского летосчисления, которое и применялось автором ЛВ, рязанский "книжник" все абсолютные даты "Хронографикона" считал константинопольскими и вычислял для них индиктовые номера так, как полагала указанная выше формула. При этом его не смущало то обстоятельство, что даты ЛВ, исчисляемые от Р.Х., опровергали его расчеты, например: "Преставление Кос-тянтина царя бысть въ 5 индикта, от начала мира въ лЪто 6305, а от Спаса же нашего и Бога лЪт 805"18; для 805 г. от Р.Х. следовало указать 13 индикт.
Не менее древней, чем константинопольская, а в некоторых регионах Руси и более древней была летосчислительная система, полагавшая от С.М. до Р.Х. 5505 лет. А.Г. Кузьмин, первым отметивший ее применение в ПВЛ, не совсем удачно, на наш взгляд, назвал ее "старовизантийской"19. Ее истоки, действительно, теряются в глубокой христианской древности, но достоверно известно, что в IX-X вв. она применялась в византийской и болгарской письменности20, поэтому вернее будет называть ее "византийско-болгарской". Ее употребление в русском счете времени не является пока общепризнанным фактом, и поэтому мы перечислим далее случаи обнаружения византийско-болгарской эры в древнерусских письменных памятниках, за исключением тех, что были уже указаны А.Г.Кузьминым и в предыдущих главах этой книги:
1. В Вск. и Псковской 1-й летописи известия об астрономических явлениях 1091 г. (солнечное затмение и метеор), датированные в ПВЛ 6599 г., отнесены к 6596 г.21, что выявляет их византийско-болгарскую принадлежность.
2. Признаки этой же эры сохранились в нескольких хронологических артефактах новгородских летописей (6553 и 6607 гг. НПЛ, НЧЛ и СПЛ; см. подробнее 5.2).
3. Наконец, реликтовые проявления византийско-болгарского счета лет наблюдаются и в поздних письменных памятниках. Так, например, в "Слове на Успение св. владычицы Богородицы" (в Чудовском сборнике XIV в.) день Благовещения (25.03) называется неделей (воскресением) /СДЯ, I, 1746/, что было в 4 г. до н.э. или в 5505 г. от С.М. Это календарно-недельное показание закрепилось во многих рукописях XVI-XVII вв. (кстати, в одной из них прямо указывалось, что "в лЪто 5505, ... месяца декабря въ 25 день... родис Господь наш") и, в конце концов, вошло даже в текст печатной Следованной Псалтири22.
На примере ПВЛ мы убедились, что источником появления византийско-болгарской эры в Древней Руси было болгарское лунное летосчисление (см. главу 3). Для русских компутистов XI-XII вв. 12-летний болгарский лунный цикл был непонятен, и поэтому, позаимствовав у западных соседей один из элементов их летосчисления (интервал в 5505 лет от С.М. до Р.Х.), они совместили его с солнечным типом календаря и с 19-летним пасхальным циклом. Это хорошо прослеживается на примере древнейшего хронологического пласта ПВЛ: до тех пор, пока первоначальный составитель летописи целиком полагался на даты болгарского источника типа "Историкии за Бога вкратце", он неосознанно копировал их лунный вид (6367, 6370, 6377, 6406 и 6415 гг.), но когда источник не имел нужной информации или же оказалс исчерпанным, летописцу приходилось самому высчитывать византийско-болгарские даты и он делал это по правилам солнечной хронологии.
Третьей восточнохристианской летосчислительной системой в Древней Руси была так называемая антиохийская эра, созданная еще в III в. Секстом Юлием Африканским, который полагал между С.М. и Р.Х. 5500 лет23. Впервые ее применение в старинной русской письменности отметили исследователи XVIII в.24, а позже было признано ее широкое использование в летосчислении славянских народов.
Посетивший Россию в 1654-1656 гг. антиохийский патриарх Макарий был озадачен вопросом одного из своих русских собеседников, который пожелал узнать, почему в одних случаях Р.Х. полагают в 5508 г. от С.М., а в других -- в 5500 г.; сановному гостю самому представлялось загадочным частое употребление в русской письменности XVI-XVII вв. архаичного счета лет, придуманного его далеким предшественником Юлием Африканским, тогда как весь остальной православный мир давно уже отдавал предпочтение константинопольскому летосчислению25. Приглядевшись внимательней, патриарх Макарий заметил бы, что в его врем антиохийская ара применялась русскими писателями скорее в ритуальном, а не практическом значении, в форме механически бездумного копирования старинных хронологических элементов, но не как результат самостоятельных и вполне осознанных расчетов26.
Совсем иначе обстояло дело в эпоху создания ПВЛ. Один из ее составителей не ограничился простой перепиской антиохийских дат ЛВ и РФ, но и взялся создавать на их основе годичную шкалу для датировки византийских, болгарских и, главным образом, русских исторических событий (даты 6360, 6366, 6374, 6463, 6477 и др.; см. главу 3). Более того, начальную антиохийскую дату своего свода (6360 г.) он сопроводил 8 номером индикта, избежав характерной для древнерусских писателей ошибки. Этот летописец, следовательно, умел верно совмещать шкалы-деления двух летосчислителышх линий (антиохийской и константинопольской индиктовой) и делал это, как он сам указал, через их приведение к "общему знаменателю", т.е. через их пересчет на годы от Р.Х. ("въ лЪто 6360, ... наченшю Михаилу царствовати; ... а отъ Христова Рождества до Коньстянтина лЪт 318, от Костянтина же до Михаила сего лЪт 542" /I, 17; II, 13/). Таким образом, индикт в данном случае высчитывался так:
I=(N-5500-312)/15
где 312 -- год от Р.Х., который с IV в. принимался христианами за начало отсчета 15-летних индиктионов.
На подобные размышления наводит и антиохийская календарно-недельная дата смерти полоцкого князя Всеслава Брячиславича в статье 6609 г. Л. ("месяца априля въ 14 день, ... въ среду" /I, 274/; см. 2.1). Понятно, что рассчитать это показание по правилам константинопольского счета можно было только в том случае, если бы номер года был 6617, значит и здесь проводилась целенаправленная синхронизация антиохийских лет и константинопольских пасхальных терминов через их перевод на годы от Р.Х.
В Изб. 1073 г. встречается единственное в древнерусской письменности упоминание об эре Анниана (от С.М. до Р.Х. 5493 года), что определяетс по номерам пасхальных терминов, сопровождающих дату Воскресения Христова: "Въ лЪто 5534, Слъньцю же бЪ лЪто 5, ЛунЪ же 14" /Изб. 1073, 2486/;очевидно, что в практическом летосчислении эта эра не применялась. Из переводных сочинений древнерусским "книжникам" XI--XII вв. была известна еще и эра, полагавшая Р.Х. в 5967 г. от С.М.27, но и она практически на Руси не употреблялась, так как существенно расходилась с константинопольским хронологическим порядком, а это по тем временам было недопустимым. Дело в том, что любой писатель-хронолог, какой бы эре летосчислени он ни был привержен, не мог обойтись без константинопольских правил определени Пасхи и недельного расписания (см. о них 4.4, 5), так как архаичные восточнохристианские системы времяисчисления, к каковым относились и византийско-болгарская, и антиохийская, таких правил не предусматривали. Это обстоятельство заставляло древнерусских компутистов помнить не только основы своих излюбленных систем, но и методы их согласования с календарно-недельны счетом, основанным на константинопольских пасхальных терминах. Для того, чтобы определить, к примеру, недельное показание в только что указанной дате смерти Всеслава, летописец, считавший время антиохийскими годами, должен был руководствоватьс календарно-недельным расписанием константинопольского 6617 г., синхронного 6609 антиохийскому году. Получалось, что в представлении русских летописцев того времени Р.Х. во всех трех эрах выпадало на один и тот же год (табл. XVIII), но время Мироздания определялось в них различно. Именно поэтому стоит возразить Я.С. Лурье, утверждавшему, что во всех древнерусских эрах синхронной была начальная точка летосчисления (С.М.)28. Впрочем, иногда, как, например, в процитированной выше дате Благовещени из "Слова на Успение св. владычицы Богородицы", достигалась синхронизаци иного рода: здесь был выбран византийско-болгарский интервал лет от С.М. до Р.Х., но календарное расписание года, в котором появился на свет Исус Христос, определено не по 5508, а по 5505 константинопольскому году, т.е., по сути, были приравнены во времени начальные годы обеих эр, отчего они тремя годами разошлись в датировке новозаветного события. Впрочем, и тот, и другой путь синхронизации, с точки зрения исторической хронологии, были ошибочными и далекими от реального соотношения православных эр; русские переводчики и писатели не понимали, к примеру, того, что "Хронографикон" патриарха Никифора только формально придерживался антиохийского счета лет, тогда как фактически его автор считал годы по эре Анниана (от С.М. до Р.Х., как оно полагалось в константинопольской эре, 5493 года)29.
В эпоху создания ПВЛ восточнохристианское летосчисление употреблялось на Руси преимущественно в церковно-служебной практике и в письменности, все разновидности которой были подконтрольны церковной организации. Важного светского, государственного или тем более общенародного значения оно тогда еще не приобрело, примером чему может служить княжеское летописание Святославичей и Всеволодовичей во второй половине XI - начале XII в., ведущееся по правилам "династического" счета лет. Ни в коем случае нельзя считать, однако, что оно было изолированным от русской жизни явлением и имело узкие сословные границы употребления. Это ясно хотя бы из того, что летосчисление от С.М. довольно быстро обогащалось элементами дохристианской древнерусской хронологии, тем самым все более отдаляясь от канонических православных стандартов.
В этом отношении ПВЛ представляет собой настоящий сборник иллюстраций. О блестящем знании ее соавторами разнообразных приемов старинного "династического" счета лет мы уже говорили, но, кроме того, они же выработали и внедрили в древнерусскую письменность два конкретных приема соединения относительного языческого и абсолютного христианского времяисчислений. Первый -- перебивка "слитного" (т.е. непогодного) исторического рассказа отдельными датами от С.М. -- применялся "началником" ПВЛ, объединившим русские исторические сказания с византийско-болгарским летосчислением, а также летописцем, соединявшим "Сказание о христианстве на Руси" с антиохийской хронологией (см. 3.1, 2). Как правило, этот метод не приводил к грубым нарушениям в очередности изложения происшествий, но его следствием была "спрессовка" разновременных исторических событий вокруг отдельных хронологических вех. Именно така картина наблюдается в начальной части текста младшего извода НПЛ, где разбивка слитного рассказа "Сказания о русских князьях" датами, позаимствованными компилятором из Хронографической Палеи, вызвала несуразную концентрацию событий самых разных эпох в пределах годичных статей: например, в статье 6362 г. Ком., Ак. и Толст, оказались совмещенными сюжеты об основании Киева, о нападении русских на Константинополь при Михаиле III, о дани хазарам, о призвании варягов, о захвате Киева Олегом и Игорем и даже о рождении Святослава /НПЛ, 104-107/, т.е. ее хронологический диапазон, с одной стороны уходил в восточнославянскую древность, а, с другой, достигал середины X в.
Иную методику совмещения двух хронологических традиций применял игумен Сильвестр. Он так же, как и его предшественники, вставлял в текст годичные номера, позаимствованные из русско-византийских дипломатических документов и из индиктовых показаний ХГА, что приводило к частичному перемещению событий (см. главу 3); однако при этом он старался еще и максимально "раздробить" "спрессованные" участки редактируемого текста, растянуть их по годичной шкале и тем самым придать произведению законченную форму погодной хроники. Хронологическое "дробление" сюжетов Сильвестр осуществлял по смысловому принципу: так, если Олег вокняжился в Киеве в 6390 г., то первоначально слитые с этой датой известия (походы Олега на древлян, северян и радимичей) он "раздробил" соответственно на 6391, 6392 и 6393 гг. и т.д. Кроме того, каждое новое княжение отмечалось новым годом (Олег умер в 6420 г., значит Игорь начал править с 6421 г. и т.д.), что, кстати было данью "династической" традиции счета. Результатом "дробления" было еще и появление "пустых" лет, для заполнения которых у редактора просто-напросто не хватало исторической информации но которые были нужны для придания тексту благопристойного хронографического вида30.
Оба описанных метода ("разбивка" и "растяжение" относительных датирующих показаний применялись и позднейшими летописцами при включении в своды литературных произведений, имеющих "слитный" текст. В случае же с ПВЛ мы можем признать, что они не способствовали созданию правдивой хронологической картины, а лишь помогали оформлению летописного текста на манер византийских хронографических сочинений. Впрочем, вопрос о достоверности хронологии русских известий начальной части ПВЛ (от призвания варягов до крещения Ольги) вообще неуместен, так как уже первоначальный ее ориентир (синхронизаци прихода Рюрика на Русь с воцарением императора Михаила III) был выбран летописцами XI в. произвольно; с одной стороны, у них имелись "немые" в смысле абсолютной хронологии сюжеты "Сказания о русских князьях", с другой, -- сообщение какой-то переведенной на славянский язык греческой хроники (ХГА?) о первом нападении русских на Константинополь при Михаиле, что и дало повод компиляторам посчитать Рюрика, первого из героев "Сказания...", современником этого византийского монарха.