В.А. Разумный Манифест жизни

http://www.razumny.ru/

Из глубин реальной предыстории человечества дошел до нас текст, которому более 250.000 лет. Его трактовке и интерпретации посвящена новая работа Владимира Разумного, начало которой мы публикуем
КАМНИ НЕЗЫБЛЕМОГО.
СКАЛЫ. СОКРОВЕННЫЕ ИСТИНЫ


Тебе, всесильное и вездесущее нечто, все порождающее и изничтожающее — хвала! Все было — все пребудет. Остается как раковина лишь скорлупа бытия. Отбрось ее — и постигни непреходящее. Во всем — в большом и в малом, в протекающем и в нетленном. Обними меня — и вперед.
Роду человеческому изначально дана тайна забвения. Кто помнит надгробия, которыми покрыта наша Вселенная? Скажет, кто изобрел топор или додумался до первой сказки? Пройдется мысленно в двенадцатый час ночи по сонму предков своих — далеко ли забредет? А сколько наших соплеменников радовалось и страдало, любило и ненавидело, воспитывало чудо из чудес — детей и их же ввергало в бессмысленные муки насилия, взаимного истребления и войн, неведомые никаким живым тварям? Затихни и постигни — половина людей заведомо и повсеместно обречена на гибель. Не мы ли, постигая тайны творчества, истребляем их бесценные плоды, чтобы затем в экстазе молиться пыли, оставшейся от них?
Нам не дано выть в стае (подобно гиенам или волкам) о прошлом. Прошлое — в нем. Все пребудет на все времена. Задумайся ночью о прошлом, которое не прошло. О простом и сложном. О незыблемом. Поскорее обними меня — и вперед. Земля опять сотрясается — надо успеть запомнить и передать грядущему всесилие опыта протекшего.
Вспомним, что было еще не так давно, примерно 350 оборотов Светила вокруг Центра доступного нам Мироздания. Возникло неизбежное общение всех со всеми, разнообразие которого не поддается описанию. Но есть невидимая нить, проходящая через формы общения и которая не может быть разорвана по чьей-либо воле. Эта нить ведет нас через пропасти и пустыни одиночества, ее выдают за открытие все подвластные логике многоумные построения тех, кто считает своим уделом мыслительную деятельность, тех, кто уповает на веру и тех, чье воображение дает нам вторую, иллюзорную природу. Истины эти просты, они — Гармония мироздания. Постигни их — и вперед ко Всеозаряющему и Всеобъединяющему совершенству, о котором всегда мечтали и пророчествовали троглодиты.
Вне торжества Сокровенных истин — нет будущего. Слушай же, слушай их трубный глас, а внимая — исполняй повсеместно и неуклонно. Встречай Светило, обратив к нему лицо и простирай руки, трижды возглашая Сокровенные истины — день этот не будет последним. А тебя услышат и предки, и потомки во тьме прошлого и будущего. Не услышат — их не будет. Не будет и праха их в Мироздании. Пожрут они друг друга. Как скорпионы, случайно повстречавшиеся на узкой тропке, как саламандры, столкнувшиеся на ветке.
Первая Сокровенная истина — ДРУГОЙ ЭТО ТЫ. С тобой мчится в будущее не стадо носорогов или буйволов, в котором каждый до последнего вздоха в битве за пищу, воду, самку способен утверждать лишь себя. Человек возвысился как воплощение совершенства, став общественным, то есть ЧЕЛОВЕЧНЫМ СУЩЕСТВОМ. Он может потерять это бесценное качество, не внимая плачу чужого ребенка, с равнодушием сытости не замечая море людских горестей вокруг, упоенный достигнутым за счет других положением. ОДИН — нет ничего более страшного.
Встречая радостный и заслуженный сон, вслушайся в тот голос, который во Вселенной именуется СОВЕСТЬЮ и который оценивает все содеянное ТОБОЮ КАК ДРУГИМ. Оценивает беспощадно — сам себе ты не сможешь лгать. А солжешь — помни, что впереди небытие, уравнивающее тебя со всеми как животных — в стаде, как каплю — в океане вод.
Вторая Сокровенная истина — НЕ ДЕЛАЙ ДРУГОМУ ТО, ЧТО НЕ ХОТЕЛ БЫ САМ ИСПЫТАТЬ. Ты — действуешь. Вне действия — нет человека, и это — разумно. Совместное действие и есть человек, в какой бы форме оно не проявлялось. Действие может быть простым, но и необычайно сложным, вызывающим восторг и непонимание потомков. С удивлением созерцают они наши творения, наивно восклицая — «Этого не может быть, потому что быть не может!». Прости их — мир для них лишь те краткие мгновения, которые они узрели в развитии Вселенной. Перенося дикость в прошлое, они не способны даже вообразить людей, которые не делают другим того, что сами не хотели бы испытать. А достигают таких вершин, которые недоступны рабству, огульному насилию, любым безграничным формам принуждения.
Человек — подлинная основа мироздания. Его всесилие, его царственное могущество — неоспоримо. Держится оно на скале, именуемой Непрерывное самосовершенствование. Здесь и сокрыта третья Сокровенная Истина. В ней — все начала и концы.
Пребывая в действии, человек воздействует. Круги, словно волны, сотрясают Вселенную и возвращаются к тому, кто их породил. Возвращаются — преобразуя его. Дают ему иной, изначально зыбкий, текучий как смола образ. И он уже — другой, в большом и малом. Таково предначертание, незыблемое, нерушимое как скала. Ни вперед, ни назад, ни вверх, ни вниз — только в иное бытие. Оно и есть человек. Оно — стрела в будущее.
Всесильное время дробит и скалы. Словно шлейф, тянутся по предопределенному им пути осколки — утесы. На них — тайна бытия, лишающая все смыслы — смысла. Превращающая их многообразие — во врата, за которые никому не дано выйти. Пыль многообразия — поражает. Оно — отражение Вселенной. Оно — ее суть.
Тьма людей, прошедших и грядущих, копошиться в этой пыли, взывая к свободе. В нее — верят, создавая из тлена новые символы веры. О ней — мудрствуют, всегда повторяя уже повторенное стертыми как изношенные сапоги словами. Ей посвящают песнопения, полагая, что именно свобода первооснова красоты и что каждый зачирикавший ей хвалу — ее жрец. И это — хорошо, так как не прерывает движения и действия.
Но мимо могут и пролететь как молния утесы, хранящие тайны бытия. Их постигает каждый человек, ибо он — человек, а не пыль. Он — властелин утесов и их тайны. Созерцая, он хранит и передает. Так — было, так и будет в потоке времени, в начале всех начал.
Первый неизбежный изгиб потока времени — и негасимым светом на первом утесе навсегда высвечивается : ПОМНИ О СМЕРТИ.
Помни всегда и везде. Начиная жизненный путь или завершая его. На вершине славы или в неизбежной бездне бесславия. На вулкане изобилия или в пещере нищеты. Осознав бессмысленность существования или создавая иллюзорную сущность. В очаровании расцветающей любви или при ее превращении в ссохшийся цветок.
Помни — и взойди на этот утес. И пред тобой засверкают прошлые и будущие миры, которые — в тебе, в твоем бесстрашии. Свобода и ты сольются в прекрасный кристалл. Свобода — это ты, это порядок утесов. Их бескрайность, многообразие и единство. Они неуничтожимы как ты.
Бескрайние степи, унылые ущелья, не знающее предела дно морей и океанов усеяно булыжниками — наследниками утесов. Они взывают к нам, стремясь передать тайну тайн всеобщего. Мы же в гордыне неповторимости отвергаем Высшее доверие, открывающее путь в бесконечность. Мы не просто тупы — мы слабоумны и слепы. Поумнеть и прозреть — таков
Свет, запечатленный на бесценных булыжниках. Не мости ими улицы — утратишь себя в прошлом и будущем. Нагнись — и постигни постигаемое только Человеком. Как Человек, иди в неведомое.
Вот первый булыжник — кристалл, сияющий в ночи и в яркий день, в горестях и в буйном весельи, с восходом юности и в часы естественного ухода из нашего мира. Не старайся
вчитаться в бесконечные узоры на нем. Это тщетно пытались в гордом самомнении все сменяющие друг друга пророки веры, титаны знания, первооткрыватели красоты. Они и поныне словно неодолимые тигры толкутся у изначального булыжника, полагая, что нам нужен перевод. Нам, вершине сущего!!
Зачем объяснять, что есть вода, ветер, небо, бездна звезд. Они — есть и пребудут всегда. Так и пребудет великое таинство, начертанное на первом булыжнике. Это — СЕМЬЯ, это — кремень, вне которого хаос и бесчеловечность. Это — единение ЖЕНЩИНЫ И МУЖЧИНЫ, единение безотносительно беспредельности его форм. Восславим же стержень нашего единения — Мать, прародительницу всех людей и их мост в будущее. На рассвете, с первыми лучами Светила, воздай ей хвалу. И прокляни всех, кто глаголет хулу, кто безнадежно болен любой формой извращения. Им — изгнание, одиночество, забвение, судьба пустоцветов, как бы они не прикрывали убогость надувшихся в спеси индюков.
Не спеши — мудрость не терпит суеты. Еще и еще раз всмотрись в первый булыжник — и он уже не тот. Его жилки засветились словно алмазы в пещере, разбегаясь подобно волнам на воде или облакам в небе. Они то сливаются, то сталкиваются, вспыхивая новыми звездами; они — всегда, но разные, одинаковые и неповторимые. Ибо они — отблески вечного движения ОБЩЕСТВА.
Гордо зашагав по Мирозданию вместе с СЕМЬЕЙ, человек создал могучий щит от всех напастей, сплотившись в ОБЩЕСТВО. В нем — тайна его всесилия и бессмертия. Он сказал — МЫ. Щит этот натягивается на разные каркасы, на потребу людям. Не старайся описать их — словно стая птиц они всегда меняют ФОРМУ. И каждая форма твердит о себе как извечной, изначальной, соответствующей нашей природе. Так — было, так и будет. Не старайся бороться с насилием форм — человеку не дано вырваться из этой роковой узды. Утешай себя надеждой — всегда пребудет лишь ОБЩЕСТВО как бесценное порождение мироздания. Найди себя в нем — и ты обретешь всесилие и бессмертие. Отвергнешь — нечто поглотит тебя как крокодил — рыбешку.
Не сгибайся — согбенное иссыхает и погибает. Но успей нагнуться — иначе неведомое ускользнет как быстрая ящерица. Ты же — останешься во тьме. Пораженный и потрясенный.
Собери то, что у ног твоих как прах, как мусор, как разброс единого. Вглядись и вчитайся в голоса Вселенной, хранимые на гальке. Да, на тех серых остатках глыб, которые ты считаешь унылым однообразием. Которые дети твои бросают в воды. Которыми ты миллионами лет устилаешь дороги, которые бросаешь в провалы бездонных фундаментов, в бурные реки, в нелепой гордыне самомнения надеясь перекрыть их навечно.
Вот — один из миллиардов мелких камней. Спеши не поспешая! На запыленной гальке откроется путь в зыбкое, но неизбежное окружение человека. В порожденную им природу, ставшую его природой.
Начало пути — ВЕЩЬ. Созидая ее, ты творишь миры. Они неповторимы, как все в движении и изменении. Но они же — лукавы безмерно, обволакивая тебя и подчиняя себе. В потоке неизведанного возникают вихри уничтожения, где вещь — лишь повод, лишь предлог. Тщетно вздымать руки к небу, проклиная вещь, отказываясь от нее или уничтожая в огненной лаве неосознанного безумия. Подобное безумие люди опробовали не единожды, вновь и вновь становясь рабами вещей и воинами за них.
На пластинке гальки, несущей эстафету света из прошлого в будущее, нет места безумию. Повторение — всегда утверждение. Вещь — повторение данных тебе природой сил. Пальцы подсказали человеку вилку и палочки для риса, ладонь — ковш, примятое сено или песок — постель. Мудро пользуйся этими силами, совершенствуя их безгранично. Пользуйся — и становись владыкой Вселенной. Но помни — не засори ее вещами как мусором. Не уподобляйся глупой белке, которая замуровала себя в дупле излишними орехами. ВЕЩЬ — изначальное благо, но в ней же притаилась змея уничтожения.
Еще вглядись в пластинку гальки. В ней — не только тайна отдельной вещи — не зря от эпохи к эпохе мироздания в завалах пыльной гальки трудятся как термиты те, кто стремится познать историю вещей. Их удел — безбрежность материала и разгул фантазии. Признай их свершения — и дальше к единению всего океана раздробленных первооснов. Его найдешь в общем, в сути любых вещей, которая оградит тебя от погони за призраками. Суть — в сущности.
Начало пути — лишь новый и бесконечный путь. Такой же бесконечный, как океан гальки. Остановись же — снова и снова перебирая этот океан, вслушиваясь в его умолкнувшие до твоего прикосновения голоса. Постигая все первоосновы сущего.
Новая галька — путь в неведомое. Миллионы троп в тайну бытия. В тайну ОБРЕТЕНИЯ ОБЛИКА. Обретения — через овеществление. Разрушая его тесные рамки — в само бытие.
В те времена, когда Наша Вселенная корчилась в родовых муках Первотворения, в воды заглянул Первый человек. Заглянул, безмерно удивился — и начал искать Новый облик. Вдумайся — он ищет до сих пор, перебирая словно четки одни и те же ОБЛИКИ. Он может сбрить стеклом все волосы или же отрастить их без меры, сплетая их в хвосты как у жеребцов. Иного — не дано. Иного — не найдешь. Течет река времени — но прически остаются в границах между хвостами и голыми черепами. Скучно без меры, но не суди людей строго — иначе все они ополчатся на тебя как на безумца. Сочтут троглодитом и исторгнут тебя из привычной для них среды.
Созидание МИРА ВЕЩЕЙ, о котором тебе уже поведали неуничтожимые носители правды — гальки, изначально сопряжено с ОБРЕТЕНИЕМ ОБЛИКА. Здесь в ход идут все ведомые человеку материалы, а также те, которые еще ждут своего часа. Здесь рождается людской поток, избравший обретение облика ремеслом как источником пропитания. И нет более тяжкого преступления во всеобщем суждении, чем наивное мнение о бессмысленности этого потока. Познав — молчи.
Перебирай, перебирай гальки, не останавливая поиск сокровенного. Они расскажут тебе об ОБРЕТЕНИИ ОБЛИКА в мире поведения. Смешное — быть не в свое время не в своем месте. Тебя поразит человек, прячущий платки после сморкания в рукав не менее чем тот, который лихо при всех сморкается при помощи пальца. Удивление вызовет тот, кто здоровается, потирая носом нос собеседника. Странными кажутся те, кто в знак приветствия подергивают друг друга за уши. Но нормальными — те, кто обменивается рукопожатиями. Норма же эта в иной ситуации может привести тебя к весьма печальным последствиям, ибо следование ей воспримется как оскорбление. Думай — и не допускай его.
Обретение облика — закон священнодействия, три потока которого то сливаются воедино, то превращаются в рыкающих друг на друга динозавров. Кто священнодействует — не смеется. Он — внимает.
ОБРЕТЕННЫЙ ОБЛИК — течет во времени и пространстве. Меняясь, он остается — так сохраняется понимание. Меняясь, он превращается в намек. Взрывается разумная связь вещей — ее вытесняет иллюзия. Третий поток, который существует не существуя.
Люди преклоняются перед ним, забывая должное и принятое. Не важно — каково наполнение потока. В нем мелькают раковины и слитки металла, бумажки и алмазы, животные и даже самое совершенное — люди.
Третий поток создает иллюзорный мир — для хранения и приумножения иллюзий. Превращаясь в прах, он плодит гробокопателей, извечных червей в навозе истории. Они — страшны, ибо тупость миллионов не преграждает воду и огонь самоуничтожения. Есть лишь одна достойная преграда на их пути. ЭТО — ТРОГЛОДИТЫ, которые как лучи неодолимой зари подвергаются гонению, осмеянию, проклятию, изгнанию. Им — мое слово, моя улыбка, моя протянутая через миллионы лет рука. Они же — свет из будущего. К ним и только с ними.
Время и все подвластные ему стихии перетирают скалы, утесы, булыжники и гальку в ПЕСОК. В то неизмеримое множество, которое покрывает и дно океанов, и вздыбившиеся из них острова континентов. В единое, которое существует лишь в множестве, оставаясь единым.
Не спеши — вслушайся в песнь каждой песчинки, которая не хочет, не может, не желает быть другой песчинкой. Ее крик — и твоя сокровенная тайна. Тайна индивидуальности. Тайна вселенской неповторимости.
Тщетно мудрейшие из мудрых пытались разгадать эту тайну. Тщетно стремились они, обретая власть, индивидуальность подчинить норме, которая позволила бы совладать с тайной песчинки. Индивидуальность — непобедима в безгласной темнице или в марширующей с гимнами и хоругвями на взаимное истребление колоне. Дитя человеческое хранит ее вопреки колодкам воспитания. Старец лукавит, прощаясь с миром, ибо знает, что нигде и никогда его индивидуальность не восстанет из небытия.
Единственно неповторимое — индивидуальность. В ней как в песчинке вся мудрость скал, утесов, булыжников и гальки. Но — не вся мудрость, ибо в ней и через нее — мудрость всех песчинок.
Древние постигли это — и породили страх перед песчинкой. Они загнали в пещеры ТРОГЛОДИТОВ, полагая, что так восторжествует лишь всеобщее. Но те — столь же неискоренимы, как песчинки. Им и только им — последнее слово. Слушай и услышь — оно звучит в мире. И это — слово грядущего.
________________________________________




Чудо — еще необъясненное вполне закономерными и в этом смысле слова естественными причинами явление. Наверное, таким чудом казались аборигенам Арктики впервые увиденные ими самолеты. Преодолевая магию подобного рода чудес, избавляясь от спекуляций неистребимых шарлатанов, люди в разных частях света все чаще задумываются о величайшем из чудес — человеке. Отсюда преобладание в современных философских исканиях бесчисленных интерпретаций оценки и самооценки человека.
Оценка и самооценка как грани психической жизни, исторически и повсеместно причудливо соотнесенные друг с другом, подвержены массе внешних влияний. Наиболее мобильную роль в этом отношении всегда играет политика как отношение между классами, государствами, социальными структурами. Ныне ее роль достигла апогея благодаря новым информационным технологиям, дающим ей возможность почти безраздельной власти над разумом, чувствами, верованиями.
Нельзя не согласиться с провидением Бальзака, что в политике честный человек похож на машину, вдруг задумавшую чувствовать, или лоцмана, который, стоя у руля, предался бы нежной страсти,- корабль пойдет ко дну. Социальная динамика и ее направленность — прямой эффект политики и ее всегда амбициозных лидеров. Особенно — в современном нестабильном мире.
Пример тому — мрак, на который обрекают массовое сознание граждан России ее всегда, тысячелетиями скоропреходящие властители. В сердцах же тех, кто сохраняет ясность ума и способность самостоятельного суждения, стучит пепел Клааса. Отсюда — полярная противоположность бытующих оценок и самооценок человека, способных привести к потрясениям вполне тектонического и непредвиденного масштаба.
Можно, конечно, подобно премудрому пескарю зарыться в песок и сделать вид, что ничего в замутненной вселенной не происходит. Но судьба неоднократно давала уроки подобного рола приспособленцам к ситуации. Их всегда и беспощадно первыми побивают. Но в этом алогичном мире рука об руку с ними маршируют стройные колоны геростратов от политики. не устающих громогласно, по любому поводу или без оного, вещать городу и миру о своей пирровой победе.
И приспособленцы, и геростраты (как две оборотные стороны одой и той же медали) в наших условиях сделали немало для тиражирования искаженных представлений о социалистической цивилизации. Как это не прискорбно, они во многом преуспели, особенно на уровне бытового сознания. Вслушиваясь в суждениях о нашем ближайшем прошлом относительно молодых граждан России, не престаешь поражаться устойчивости нелепейших предрассудков об эпохе, которая сформировала мое ныне сходящее с исторической арены поколение. Для тех, кто находится во власти современной мифологии и подобного рода предрассудков, послание из тьмы веков навсегда останется непостижимой загадкой. У нее вне сомнения иной социальный адрес.
Взбаламученное море постепенно, но неизбежно успокаивается. Даже весьма чуткие на политическую конъюнктуру историки, одумавшись, начинают высказывать более взвешенные суждения о так называемых глобальных процессах (опомнившись, ибо неглобальных процессов в нашем сумбуром мире — что ведомо любому школяру — не бывает). Характерно в этом аспекте суждение, недавно присланное в мой адрес специалистом по современной мировой истории. Она пишет: «Виновата, что так и не смогла как следует поразмышлять над темой, почему погибло государство справедливости. В голове, как у всякого историка, только естественно-исторические причины, которые, конечно, банальны. Незрелость самой человеческой личности, не сумевшей избавиться от груза собственнических инстинктов, перерождение правящей верхушки, внешний фактор — завоевание. Или как это уже было в романах Х1Х века — катастрофа, землетрясение или же извержение вулкана. (История Атлантиды). Вряд ли можно придумать что-то новое, столько веков об этом писали многие мыслители. А, может быть, эти существа улетели и затерялись в пространстве космической вселенной...».
Вчитайтесь еще и еще раз в приводимый мною древнейший текст — и вы закономерно согласитесь, что он адресован той или иной разновидности социалистической цивилизации. Безнадежно? Отнюдь, ибо логика реальной всесильной и одухотворенной мировым разумом жизни всегда пробивает путь в таежной чащобе домыслов и вымыслов. Так, вопреки усилиям стаи услужливых «культурологов» телевизионные экраны мира все чаще заполняют советские фильмы, в концертных залах планеты неизменно звучат произведения советских композиторов разных жанров, русская советская литература — от М. Горького до М. Шолохова, от С. Есенина до В. Маяковского стала доминантой читательских предпочтений молодежи, театральная культура той поры остается общепризнанными и недосягаемым эталоном. Даже властители, взлетевшие к вершинам власти в вихре контрреволюции на рубеже 20 и 21 веков, признают свое бессилие лилипутов что-либо добавить к завоеваниям духовной и материальной культуры социалистической цивилизации, на «руинах» которой они преуспешно благоденствуют как рыбы-прилипалы на могучей акуле. Но и «руины» эти — лишь плод их больного антиисторизмом воображения.
Девятый вал, уже надвигающийся на врагов социалистической цивилизации, медленно, но неизбежно уносит в небытие все их хитроумные построения. Здесь все — не однозначно. Есть сферы духовной жизни, где словесный мусор уносится в прошлое вместе с потоком еще спокойной водной стихии. Ныне, например, нет необходимости защищать достижения естественно — научной мысли социалистической цивилизации. Но и в этой духовной сфере не все обстоит столь благостно. Попробуйте, например, в лекционном курсе философских дисциплин выдвинуть тезис о впечатляющих достижениях русской советской философии — и вы сразу же ощутите явный скепсис, основанный опять-таки на историческом неведении. Да что там скепсис! Как мне сообщил мой постоянный корреспондент, для него подобное утверждение закончилось откровенной расправой — увольнением!
Старики — всегда вспоминают. Ибо вопреки самоощущению был недавно поражен тем фактом, что из почти семи тысяч членов Российского философского общества я оказался старейшим! Итак, зеленый свет памяти, пока еще теплится сознание, пока еще можно понять, почему послание из глубины сотен тысячелетий попало именно ко мне.
Вспоминаю сороковые годы прошлого, девятнадцатого века, когда мы только сняли фронтовые шинели и жадно вслушивались в суждения подлинно оригинальных мыслителей, имена которых вошли в классику. Если, например, на трибуне вместительного зала Института философии появлялся Бонифатий Михайлович Кедров, то через пару минут в дверях начиналась давка между аспирантами других институтов Академии наук.
Перелистываю пожелтевшие записи тех далеких лет — и не перестаю удивляться прозорливости оригинального мыслителя и блистательного полемиста с догматиками. Вот одно из его парадоксальных суждений: «Любой продуктивный научный поиск всегда начинается с классификации». Вдумайтесь — ведь это неоспоримая на все времена аксиома.
«Афинская полития» Аристотеля и его же «Поэтика» — убедительнейшее подтверждение ее вечного значения. Ныне. когда папский престол вслед за признанием эволюционной теории Ч. Дарвина приблизился к канонизации политической экономии К. Маркса всем нам следовало бы еще раз проанализировать значение изначальной кропотливой работы по классификации Монблана фактов, проведенной этими величайшими мыслителями. В научный обиход навсегда вошла таблица периодических элементов Менделеева, которой пользуются как логарифмической линейкой и школяры, и престарелые академики. Таблица, возникшая прежде всего благодаря классификационной чуткости ученого.
Не буду приводить другие аргументы великого русского философа — здесь память может дать сбой и уступит место фантазии. Но помню лишь его ссылку на Карла Линнея, который выделял в систематике живой вселенной Homo sapiens как Человека разумного и Homo trogloditos как Человека пещерного. Отмечу, что речь в данном случае шла не о наших легендах о Снежном человеке, но о каких-то других сведениях, дошедших до К. Линнея. Сведениях из реальной предыстории человечества.
Об этих сведениях, равно как и о Homo trogloditos недавно мне пришлось задуматься вполне неожиданно, будучи явно неподготовленным к серьезной дискуссии. И конечно же — даже не предвидевшим то, к чему она может подвести в итоге.
Следуя легендам нашей исторической науки, привыкшей оперировать понятием «предыстория человечества» в жестких хронологических рамках (от двадцатого до десятых веков до нашей эры), полностью доверял приводимым ими артефактам и другим бесспорным материальным свидетельствам. Так, в увлекательно написанном труде историка Татьяны Гончаровой (изданном вполне характерным для состояния нынешней исторической науки тиражом в сто экземпляров) — «Очерки американской предыстории». Ограничив рамки американской предыстории теми же вполне узкими умозрительными вехами, которые до сих пор признают и принимают исследователи, она сделала все возможное для достоверности изложения, не упустив из вида даже поиски Атлантиды. Но вот что прелюбопытно — она как историк предпочитает не замечать вполне материальные факты, не укладывающиеся в прокрустово ложе общепринятого в академической среде.
Как любитель, привык коллекционировать эти факты. Полагаю, что в совокупности они могли бы послужить основой еще одной прелюбопытной энциклопедии, наряду, скажем, с «Большой энциклопедией снов» или же с «Энциклопедией скандалов». Приведу лишь некоторые факты, наиболее бесспорные и взывающие к мудрости исследователей.
Задолго до цивилизации инков возникли загадочные и пугающие тоннели, проложенные в монолитной скале от тихоокеанского до атлантического побережья Южной Америки. Кстати, замурованные из предосторожности и по сию пору. Некоторые же циклопические сооружения на поверхности континента свидетельствуют о такой совершенной, ювелирной обработке многотонных гранитных глыб, которая вызывает изумление самых многоопытных строителей, вооруженных могучим арсеналом современной техники и новых технологий.
Почесывая затылки, профессиональные историки не могут сказать что-либо вразумительное по поводу интригующей находки ученых из США, обнаруживших в цельной глыбе известняка, относящегося к юрскому периоду, молоток с окаменевшей ручкой. Обратите внимание — молоток из почти чистого железа, с минимальными примесями других элементов, что современной металлургии практически недоступно.
Перенесемся на другой континент, в загадочную Сахару, которая еще поразит нас в будущем невероятными для нашего сознания открытиями. Так сравнительно недавно в зыбучем океане песков ученые открыли гигантское плато из голубого стекла. Его состав до сих пор не раскрыт заинтересованными технологами. Как не объяснено и то, кем и для каких целей идеально гладкое плато было разбито на многотонные глыбы заведомо предопределенной конфигурации.
Исторические шарады подобного рода умножаются все интенсивнее, обрастая почти безграничной литературой. Они побуждают искать какие — то иные, нетрадиционные решения. И прежде всего — отказываться от удобных, привычных догм о краткой предыстории человечества.
Распахивает в мир еще непознанного его величество случай. Недавно, беседуя по проблемам эстетики с группой слушательниц Академии переподготовки работников искусства и культуры из Тувы (придерживаюсь старой традиции оперировать наименованиями других стран в соответствии с устоявшейся в России лексикой: ведь для нас Германия отнюдь не Дейчланд), с интересом наблюдал за ними. Трудолюбивые как муравьи и сходные друг с другом как серые воробьи в стайке, они поражали воображение почти мистической энергией, которую излучали их глаза. Энергия же эта умножилась во сто крат, когда на заключительное занятие они пришли в национальных костюмах, создав таинственную атмосферу приобщения к неведомой цивилизации.
Прошли быстротекущие годы. Неожиданно пришел запрос по электронной почте из Кызыла. Одна из загадочной стайки очаровательных слушательниц просила принять ее деда, престарелого хранителя превращенного в руины буддистского монастыря. Его заинтриговал мой интерес к троглодитам.
Через неделю в моем рабочем кабинете сидел Дошацирен, ссохшийся старичок — крепыш, с любопытством посматривавший на меня, на полки с книгами, на всевозможные редкие восточные безделушки.
Книги просматривались им подобно рентгенологам при взгляде на наше грешное тело во время флюорографии — мгновенно и в любом объеме. Так. едва приложившись к маленькому томику Максимилиана Волошина с закладками, вложенными мною в бессонную ночь, он сразу же задумчиво прошептал:
С Россией кончено... На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, монгол с востока.
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного суда!
Помолчав, наблюдая за моей реакцией, он доставал с перегруженных книжных полок (таинственное многообразие которых до сих пор бросает меня в бессильное отчаяние) Библию, Коран, Илиаду, Энеиду, Божественную комедию, Ремарка, Шолохова и превеликое множество других фолиантов, при этом непрерывно проговаривая как бы самому себе: «И это все было!).
Бегло перелистав подобранную мною для работы стопку традиционных книг по предыстории разных континентов, он, улыбнувшись, сказал: «Неведение — удел науки». А затем, словно ощутив мое нетерпеливое любопытство, начал неторопливый рассказ о цивилизации, которая существовала миллионы лет тому назад на Евразийском континенте. О временах реальной предыстории человечества, когда на месте нынешнего Байкала шел среди тропических джунглей великий водный путь на Север.
Он рассказывал — а предо мною на внутреннем экране воображения возникали пластично и выразительно структурированные картины, столь фантастичные, что они повергли бы в шок изощренных умельцев из Голливуда. Он продолжал повествование, отвечая на все мучавшие меня вопросы, хотя я при этом не проронил ни слова.
Наконец, он тихо произнес: «А троглодиты — это изначальное бродило самоуспокоенного и пресыщенного человечества. Они никогда не дадут иссохнуть жизни, превращению ее — в существование без смысла». Прощаясь, он протянул мне небольшую бамбуковую палочку.
Оставшись наедине, не без опаски повертев ее дрожащими от волнения руками, попытался вскрыть некое подобие печати на одном из ее концов. Убедившись в тщетности всех попыток, отложил палочку в сторону. На следующий день, тайком от близких, попытался повторить неожиданный эксперимент. Но в нем уже не было необходимости — палочка была распечатана. После наклона на стол выскользнул нефритовый стержень, сделанный в ювелирной китайской технике «шар в шаре». В стержне таилось какое-то подобие записки.
Извлек ее с трепетом первооткрывателя. Текст был зафиксирован на основе, отдаленно напоминающей пергамент. Букв в нашем понимании — не было. Не было ни иероглифов, ни какого бы то ни было подобия клинописи, ни идеограмм. При помощи лупы разглядел бесчисленное множество точек — углублений. Совсем как в старой песенке: «В каждой строчке только точки. Догадайся, мол, сама». Поди-ка, догадайся...
После долгих раздумий решил обратиться к моему учителю, навсегда зародившему во мне языческое почитание компьютера и аборигенское преклонение перед информационными технологиями — к профессору Майкрософт Александру Короткову. После сравнительно долгого молчания он переслал мне по электронной почте текст, который и публикую выше. Не привожу список терминологических затруднений, которые неизбежны при переводе древних, а тем более весьма архаичных текстов, дошедших до нас из реальной предыстории человечества.
Понимая, что текст мог быть своеобразным посланием троглодитов в будущее, продолжаю тешить себя надеждой на встречу с ними. К сожалению, разглядеть их в современниках нам не дано.