Платон Беседин Крестовый поход Бориса Гребенщикова

Музыкант сделал работу о народной и государственной трагедии
Есть стереотип о Борисе Гребенщикове. Мол, парит в облаках, а на грешную землю ступать отказывается. При этом — постоянные споры о политической и гражданской позиции Гребенщикова, когда обвинения традиционно звучат и с той, и с другой стороны. Меж тем загонять БГ в современную российскую матрицу, сотканную разделением на лагеря и шизофренией из рабства и величия, — будто разбираться в творчестве Сезанна, вооружившись раскраской. Ведь в систему не встроишь того, кто имеет смелость и ум быть вне ее. Но именно это и раздражает. Когда за привычной разлинованной тетрадью есть то, что находится за ее полями.
Однако нет никакого абсентеизма Гребенщикова. Достаточно вспомнить вестническую песню «500» 2002 года: «Патриотизм — значит просто убей иноверца» или «Моя родина, как свинья, жрет своих сыновей». Актуально и сейчас, правда?
Все сомнения в том, что Гребенщиков — с нами, были развеяны в 2014 году, когда вышел его альбом «Соль». Мы ждали, что подобное наконец будет произнесено вслух — и не в виде глупых стишков или дешевых памфлетов, а по-настоящему глубоко, емко. Тогда БГ спел не только о шторме, бушующем на поверхности, но и поднял ил зла со дна, дав его точный молекулярный анализ. Словно предупреждая, музыкант хрипел: «Вам крепко не повезет, когда я проснусь». И он проснулся.
В «Соли» Гребенщиков пел о любви во время войны. Его альбом — «Время N» — о войне во время войны, идущей на самых разных уровнях. И в нем БГ вместе со слушателями смог пройти кровоточащий путь от абсолютной тьмы к свету.
Заглавный трек, с которого стартует альбом, изначально назывался «Время …» (цензурный эквивалент второго слова — «напиться»). В темной-темной комнате Гребенщиков пел под акустическую гитару, но казалось, будто реальность вокруг препарируют небесными скальпелями. В альбоме второе слово в названии трансформировалось в букву N. И сделано это не из-за боязни санкций, нет — в этом есть глубинный смысл. Это не гимн алкоголю из серии «ну-ка, мечи стаканы на стол» — речь идет о том, чтобы вырвать себя из заданного контекста и постараться освободиться. Привычная аббревиатура — из русской классики: «в уездном городе N». Но в своей работе БГ маркирует не пространство, но время, его zeitgeist.
«Позвольте мне прервать ваши вечные споры, — начинает Гребенщиков после гитарного проигрыша. — Позвольте расшатать скрепы и оковы». И расшатать их оказывается легко, потому что скрепы, превратившиеся в оковы, не истинны. И споры, которые мы наблюдаем в информационном пространстве, ничего не значат, они пусты. Одни говорят о единении, другие — о революции, но все это бессмысленно, потому что суть их одна. БГ — точнее, его лирический герой — сам проходил этот путь бунта и даже покорности («бился лбом в бетон — думал, все изменится»), но сломан сам механизм бытия: «Как мы здесь живем — великая тайна. Все кричат: «вира», а выходит «майна». Остается лишь выкорчевать себя из матрицы, изменив само сознание: «Время бить челом — время ерепениться, а сейчас время …» Далее следует убийственный гитарный запил, точно ворота бытия рвут с петель. Река больше не пронесет тела врагов — она высохла от жажды.
В следующих песнях БГ словно дает объяснения, отчего взгляд его на происходящее столь трагичен. «Темный как ночь» — это своего рода продолжение песни «Пришел пить воду» с предыдущего альбома. Помните, «грешные вобьют тебя в землю крестом»? Это актуальный разбор средневекового представления христианства, когда отбрасывается проповедь любви и милосердия, и в статус божества возводится внешняя форма с ее обрядами, табу и радикализмом. Она сращивается с государством и превращается в атрибут порочной власти. Песня «Темный как ночь», полная христианских символов и аллюзий, — исследование мутации власти. «Дорога в будущее вымощена яхонтом, и мы шагаем крестным ходом — все в белом. Все было светло, но нас сорвало с якоря, и нет гарантий, что кто-то уйдет целым». Так с пены на губах ангела появляется дьявол: «Налитые кровью глаза, тяжелая свинцовая муть. Они разбудили зверя. Он кричит, он не может уснуть».
Дальше, казалось бы, легкая передышка — песня «Сякухачи», навевающая воспоминания об «Аквариуме» первой половины 90-х. Но передышка эта скорее музыкальная, потому что зверь по-прежнему воет. Уже нет протеста, нет борьбы, а есть лишь тотальная безнадежность: «Да что ж так пусто. Налетели, растащили, сбили скобы — тем, кто жив, не починить». И что тут делать? «Выпить чарку, взять заточку, брат на брата. Оборвали эту нить». В 2002 году БГ пел: «Вроде все в порядке, только где-то оборвана нить». Теперь мы понимаем, что нить эту окончательно оборвала война — «небо в камуфляже» — война братоубийственная, идущая не только между странами и народами, но и в поле глубоких конфликтов «своих» и «своих». И тоскливый «Черный ворон» звучит и как приговор, и как позывные; эту войну нельзя выиграть — только остановить.
Но уже в следующем треке — маршеподобном «На ржавом ветру» — вновь ярость, густо замешанная на убийственной иронии. Беспощадно и точно, как рентгеном, высвечены наши болезни: коррупция («было украдено даже солнце поутру»), ложь инфоматрицы («не хочется верить, но как можно не верить, когда говорят?»), международное положение («они говорят, что нас загнали в яму, и милости просим к нашему шатру, где мы стоим торжественно и прямо и поем с мертвыми на ржавом ветру»). Однако главная червоточина — в том, что изменена сама природа и бытия, и человека; им в принципе не нужны песни мертвых на ржавом ветру.
Собственно, тут — ключевой момент альбома, который поспешили назвать политическим, таким себе приговором власти, но сделали это лишь упрощение в собственных интересах. Да, это — работа о народной и государственной трагедии, но, подобно Бродскому, Гребенщиков видит в ней фиаско человека в целом, вызванное, прежде всего, мутацией его внутренней природы, изменением самого человеческого кода. Это — замкнутый круг, который нельзя разомкнуть, потому что каждый винит другого, но никто не хочет взять ответственность на себя, признать собственную вину.
Гребенщиков дает понять, что это не метод, хоть и первые песни его альбома твердили обратное («самые мрачные из тех, что я когда-либо писал»). Уже в «Песнях нелюбимых» БГ поет: «Эта музыка старее, чем мир; она нелепа и смешна, но я буду танцевать под нее, даже если она не слышна». И тут же обращение к прошлому опыту, не только личному, но и народному: «У нас хорошая школа — прикуривать от горящих змей, вырвать самому себе сердце, стать еще злей. Держать голову под водой, не давать делать вдох, и обламывать лезвие после удара, потому что с нами Бог». «Песни нелюбимых» — это разговор одновременно и с прошлым, которое не учит, и с Богом («Посмотри мне в глаза и скажи, что это воля Твоя»), но с Богом таким, каким его пытаются представить, создать. И с этой песни — центральной в альбоме — начинается то, что привыкли называть путем через тернии к звездам.
«Ножами Бодхисаттвы», щедро сдобренной электронными сэмплами, Гребенщиков отсекает темные образы, дурные помыслы и начинает восхождение от раскаленных пучин к небу. Дальше — максимальная сосредоточенность, погружение в себя, в котором только и можно найти ответы. Сначала следует акустическая «Прикуривать от пустоты», сделанная в лучших традициях «Аквариума», а дальше — религиозная, очень глубокая, похожая больше не на песню, а на древний текст, выбитый на скрижалях, «Соль» (великолепный симфонический рок), где автор говорит не от лица божества, как то подумали многие, а от человека, к Богу приблизившемуся и пытающемуся передать свое откровение другим, от человека, который, на самом деле, является мерой всех вещей.
Отчасти сделать это удается, ведь заканчивается альбом — на контрасте с первыми композициями — светлой песней «Крестовый поход птиц». Меняется не только тембр голоса Гребенщикова, но и сама музыкальная атмосфера. Крестовый поход птиц начинается в Чистый четверг — и это, несомненно, начало нового пути, когда смыта вся грязь, с ее грехами и пороками, а дальше — долгий путь к небу, пусть все еще и не слышат песню («радость моя, ты все равно спишь»), и ключ, казалось бы, потерян, но «когда уже нечего ждать — зеленый луч, радость моя, я знал, что не зря». Зеленый как символ новой жизни. И разговор с Богом, у которого вопрошал БГ, скажи, «что это не зря», продолжается, но он уже другой, о другом, да и Бог другой, истинный: «В зареве летних звезд в конце тропы, Господи мой, кто, если не Ты?» Да, шанс вырваться из матрицы есть, для этого надо вырезать себя из нее, спастись высшим. Так звучат последние строчки альбома: «И когда меркнет свет — пересвети. Зажги мне руки, чтобы я мог взять это небо как нож и вырезать нас из сети, вывести нас из сети».
Получилось одно из важнейших культурных явлений нового времени. БГ не только дал точную диагностику происходящего, но и показал выходы из тоски, вскрыл слабые места матрицы, создав концептуальную работу, завершенную, цельную, похожую на книгу откровений с трагедией, развитием, катарсисом и спасением.
Очень личностный, своевременный альбом не только о том, что вокруг, но и, прежде всего, о том, что внутри каждого человека — о душе, русской душе, если угодно, проходящей все круги нынешнего ада, но в итоге спасающейся в крестовом походе пернатых святых. Нить была оборвана, да, но оставалась другая — истинная. Важно было ее увидеть. И БГ смог. Теперь — дело за нами.

Платон Беседин, писатель