Наука и искусство прогнозирования

(Международная Академия исследований будущего (IFRA) Российское отделение — Академия прогнозирования)

Абстрактное понятие «предвидение будущего» имеет несколько форм конкретизации. Иногда под предвидением понимают сложное предвосхищение будущего, называемое предугадыванием (существует и простое предвосхищение — предчувствие, свойственное любому организму от растения или вируса до человека). Часто под предвидением понимают научное исследование, точнее, одну из его разновидностей, направленную на изучение перспектив развития какого-либо процесса или явления. Эта форма конкретизации предвидения обычно называется прогнозированием, и для нее характерны все требования, относящиеся к научному исследованию.
Прогнозирование также имеет различные формы и цели. Одни научные прогнозы нацелены на предсказание каких-то событий в будущем. Другие — на выявление назревающих проблем и возможностей их решения с помощью исследовательских технологий. В таких прогнозах предсказания играют сугубо условную, инструментальную роль, хотя, как некий побочный продукт, нередко представляют большой самостоятельный интерес.
В последнем случае прогнозирование называется технологическим. Его основные принципы были заложены в трудах В.А. Базарова-Руднева (1874—1939) в 20*е гг. XX века и заново развернуты в конце 50-х — начале 60-х гг. в трудах большой группы западных ученых, не знавших о работах своего предшественника. Эти принципы стали научной базой современных исследований будущего, которые в наши дни именуются «современной футурологией».
Основные теоретические положения технологического прогнозирования вкратце сводятся к следующим.
1. Прошлое можно знать, но невозможно изменить; будущее невозможно знать так, как мы знаем прошлое (те или иные события), зато на него можно влиять посредством действий, основанных на определенных решениях, в том числе и с учетом возможных последствий таких решений.
2. Будущее можно и должно познавать не простым предугадыванием событий, а путем выявления проблем, целей, возможных решений и их последствий. Иными словами, можно ориентировать исследование будущего не просто на предсказание, а на повышение объективности предсказания и, следовательно, на повышение эффективности принимаемых решений. При этом предсказания станут побочным, само собой разумеющимся продуктом, который представляет самостоятельный интерес.
3. Такого рода исследования, как и другие научные изыскания, сводятся к изучению источников (документов) и литературы, опросам населения и особенно экспертов, обобщению опыта специальных экспериментов. Результаты обычно представляются в виде трендовых моделей — экстраполяции в будущее наблюдаемых тенденций, а также в виде разного рода аналитических моделей (сценарии, матрицы и т.д.).
На этих положениях в 60—90-е гг. прошлого века и выросла литература, именуемая современной футурологией, которая прошла в своем развитии несколько этапов. Ранняя футурология — размышления о будущем видных деятелей науки и культуры второй половины ХIХ — первой половины ХХ в. Этот жанр сохранился и по сей день, хотя постепенно он выходит из моды.
Обращаясь к истории футурологии, следует отметить, что в середине ХIХ в. в европейской общественной жизни шла ожесточенная борьба между идеологами клерикализма, либерализма, анархизма, марксизма и других течений. В контексте этой борьбы обозначились два невиданных прежде «побочных продукта» — два новых жанра литературы, не связанных ни с какими идеологическими течениями. Один из них обрел непревзойденных доселе классиков в лице Жюля Верна и Герберта Уэллса и получил широкую известность под именем «научная фантастика». Другой остался известным сравнительно узкому кругу читателей под общим названием «размышления о будущем», или, позже, «ранняя футурология», и за последующие полтораста лет был представлен книгами или статьями ряда замечательных деятелей науки и культуры (такими, например, как «Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль» Г. Уэллса (1901)) .
У этого жанра была своя предыстория в виде многочисленных произведений по религиозной эсхатологии, философии истории и социальных утопий, которые существуют до сих пор и представляют самостоятельную ценность. Но ни одну из только что перечисленных книг никак нельзя отнести ни к эсхатологии, ни к философии, ни к утопиям. Это особый жанр, и даже произведения одного и того же автора отличаются друг от друга. Например, Уэллс в «Современной утопии» и «Предвидениях» предстает как два совершенно разных автора — как научный фантаст и как прозаик-реалист. Точно так же Циолковский как утопист и как футуролог — это такие же разные авторы, как Циолковский-инженер и Циолковский-беллетрист. Главное в этом жанре — полное или почти полное безразличие авторов к борьбе политических идей и интерес к тому, как конкретно будут жить люди в будущем.
К жанру «размышлений о будущем» можно отнести и «Будущее уже началось» Р. Юнгка (1952). Но эта книга базируется уже на совершенно ином фундаменте, отличающем современную футурологию от ранней, поскольку автор развивает идею научно-технической революции, которой суждено «перевернуть» мир и нашу жизнь.
Современная футурология, образно говоря, покоится на трех «китах», как земля древних.
«Кит» первый — идея НТР, сформулированная Д. Берналом и Н. Винером и блестяще популяризированная Юнгком.
«Кит» второй — концепция постиндустриального общества, идущего на смену доиндустриальному обществу минувших веков и современных отсталых стран Азии, Африки, Латинской Америки, а также индустриальному обществу развитых стран мира. В 50—60-е гг. XX в. эта концепция интенсивно разрабатывалась множеством экономистов и социологов Запада: К. Боулдингом, Р. Тиболдом, З. Бжезинским, Д. Гэлбрейтом, Д. Беллом, Г. Каном — в США, Р. Ароном, А. Туреном, Ж. Серван-Шрейбером, Ж. Ревелем — во Франции, Р. Дарендорфом — в ФРГ и многими другими. Д. Белл блестяще приспособил эту теорию к особенностям футурологии, а Г. Кан использовал ее как базу для своих технологических прогнозов.
Наконец, «кит» третий — само новорожденное технологическое прогнозирование, которое позволило перейти от «картин будущего» к очень впечатляющим колонкам цифр, экстраполированных в будущее, авторитетным суждениям экспертов и прочим аргументам современного научного прогноза.
Именно синтезом этих трех «китов», осуществленным в книге «Год 2000» (1967), Г. Кан и заворожил на целых три года общественность Запада.
Чтобы яснее представить себе, почему эта книга произвела такую сенсацию в мире, и почему в СССР было принято ругать последними словами всех постиндустриалистов, одновременно печатая их произведения «для служебного пользования» партийной номенклатуры, напомним суть этой концепции.
Чтобы прокормить десяток семей ремесленников и одну семью служащих, в доиндустриальном обществе требовался тяжкий труд по меньшей мере девяти десятков живших впроголодь крестьянских семей. В индустриальном обществе механизация сельского хозяйства позволяет десятку-другому фермерских семей досыта накормить и себя, и остальные восемь-девять десятков нефермерских семей.
А в постиндустриальном обществе комплексно автоматизированная и компьютеризированная ферма позволит одной семье завалить продовольствием остальные 99. Для сравнения: в современных США в сельском хозяйстве занято не более 2—3% работающих, и эта доля тает с каждым годом.
Чтобы снабдить всех членов индустриального общества необходимыми промтоварами, требуется труд массы рабочих, составляющих от 30 до 60% занятых. Примерно такое же положение и в сфере обслуживания. А в постиндустриальном обществе комплексная механика, автоматика и электроника позволят решить те же задачи силами всего 10—20% занятых. Так, в современных США доля работающих в промышленности упала ниже 20% и продолжает уменьшаться с каждым годом, а большинство высвобожденных «перетекает» в сферу обслуживания, куда еще не добралась — но скоро доберутся! — автоматика и электроника.
Чтобы хоть как-то свести концы с концами, для подавляющего большинства населения в доиндустриальном обществе был неизбежен тяжелый физический труд продолжительностью до 3,5—4 тыс. часов в год, что означало 14—16 часов работы в день, отчасти даже по субботам-воскресеньям и безо всяких отпусков, поскольку домашняя живность никаких каникул, выходных и праздников не признает. В индустриальном обществе продолжительность рабочего года уменьшилась почти вдвое, обычным делом стала 40*часовая рабочая пятидневка с месячным годовым отпуском. Есть основания предполагать, что комплексная механизация, автоматизация и компьютеризация производства в постиндустриальном обществе позволят сократить рабочий год еще по меньшей мере вдвое: сделать обычной 20—30*часовую рабочую трех-четырехдневку с двумя-тремя месячными отпусками в разные времена года. По крайней мере, сегодня на Западе разворачивается борьба за переход от 40-часовой к 35-часовой рабочей неделе, то есть переход к «обществу досуга».
В доиндустриальном обществе, сколько ни трудись, больше десяти долларов в месяц заработать было трудно. А это означало полуголодное существование в хижинах или трущобах, без какой бы то ни было медицинской помощи. Именно так живет сегодня подавляющее большинство населения стран Азии, Африки, Латинской Америки. И почти так живет сегодня каждый третий россиянин.
В индустриальном обществе средний доход на душу населения поднимается на целый порядок (вдесятеро!) и составляет сотни долларов в месяц. Это позволяет жить пусть в скромной, но благоустроенной квартире или коттедже, есть досыта, одеваться без роскоши, но прилично, пользоваться услугами врача и иметь полноценный ежегодный отдых. Именно так живет сегодня средняя семья на Западе. Примерно так живет и большинство россиян, принадлежащих к высше-среднему, среднему и даже (благодаря доходам в сфере теневой экономики) к низшее-среднему классу нашего общества.
В постиндустриальном обществе комплексная механика, автоматика и электроника поднимают среднедушевой доход до тысяч долларов в месяц для представителей высшего класса общества (в том числе, «новых русских»), составляющих не более 1—2% общества.
Это уже «общество изобилия», но впору задуматься: как будет выглядеть Земля с десятком миллиардов миллионеров на ней?
Вот какие прогнозы делал г-н Кан в своей ставшей знаменитой книге. Для США, где в 1965 г. валовой продукт на душу населения составлял $3557, он планировал в 2020 г. $5560, а при особенно благоприятных условиях — даже $26 300. Для СССР с его $1288 в 1967 г. (из которых на гонку вооружений и на содержание «социалистического лагеря» уходило свыше 80%) на 2020 г. планировалось всего $2450. Следовательно, для достижения уровня США 1965 г. СССР требовалось не меньше 28 лет. Еще менее утешительные прогнозы давались для Индии, Китая и им подобных стран: чтобы достигнуть уровня США 1965 г., Индии и Китаю требовалось больше сотни лет, а Индонезии — ровно 593 года. Иными словами, получалось, что уровень развития СССР в ХХI в. — это уровень США середины ХХ в., а для большинства стран — середины ХIХ или даже ХVIII в..
Уподобить завтрашнее человечество сегодняшним или даже вчерашним США — для этого надо иметь большое воображение. Неудивительно, что к автору отнеслись весьма скептически даже в его родной стране, не говоря уже об американском ближнем и дальнем зарубежье(справедливости ради заметим, что в теории постиндустриального общества имеется немало конструктивных элементов).
После «Год 2000» Герман Кан выпустил еще около десятка книг и в конечном итоге сделался лидером течения современной футурологии, которое существует до сих пор под именем «технооптимистов» — оптимистов, уверенных в том, что наука и техника позволят успешно решить все кошмарные глобальные проблемы современности.
Сокрушительный удар по «технооптимизму» нанесли известный американский журналист Олвин Тоффлер и преуспевающий итальянский бизнесмен Аурелио Печчеи, увлекшийся футурологией и озабоченный судьбами человечества. Чтобы понять, почему каждый из них сыграл роль бомбы, взорвавшей «технооптимистическое» благодушие, надо напомнить об обстановке конца 1960-х гг.
С конца 50-х — начала 60-х гг. XX в. все громче стали звучать голоса тревоги по поводу загрязнения окружающей природной среды.
На страницах печати замелькало слово «экология», известное раньше лишь кучке биологов, занимавшихся сосуществованием организмов в прудах и болотах. Ко второй половине 1960*х гг. одна за другой стали выходить сенсационные книги под заглавиями «Планета в опасности», «До того, как умрет природа» и т.п. Постепенно сформировался лозунг: «Никакой футурологии без экологии!».
В связи с этим мировая общественность поставила под сомнение благотворность научно-технической революции для человечества. Благо ли атомная энергетика, сопряженная с опасностью атомной войны, благо ли астрономические расходы на гонку вооружений в космосе, когда столько прорех на Земле, нужна ли роботизация производства и всей жизни с перспективой чудовищной безработицы и массовой деморализации людей? И все прогрессивное человечество, как любили говорить тогда в Кремле, в ужасе отшатнулось от этих достижений НТР. Еще совсем недавно высочайший престиж физики и вообще современной науки рухнул. А вместе с ним — и престиж «технооптимизма».
Наконец, без видимых причин на Западе взбунтовалась молодежь. Тысячи сытых и благополучных американских и французских студентов завязали кровавые бои с полицией. В социалистическом лагере это отозвалось Пражской весной — восстанием в Чехословакии и крушением косыгинской перестройки, третьей (после ленинского нэпа и хрущевских реформ) попытки казарменного социализма обрести «человеческое лицо». Если такое возможно в индустриальномобществе, то что же произойдет в постиндустриальном, где лезущих на стенку от благополучной жизни станет в тысячи раз больше?
Тоффлер попытался ответить на все эти вопросы в своей книге «Футурошок» (1970), которая потрясла мир. О каком радужном будущем может идти речь, вопрошал автор, если на глазах рушится семья, словно с ума сходит молодежь, исчезает преемственность поколений, на которой веками держалось общество, исчезает даже привычная иерархия авторитетов? Ни о каком светлом завтра не может быть и речи, такая фантасмагория сомнет и раздавит миллионы человеческих судеб. И поскольку все это — только начало, заключал автор, надо начинать заблаговременно приспосабливаться к такому неизбежному будущему. Но как? Об этом технооптимистическая футурология даже не задумывалась. И на следующие два года мировая общественность полностью переключила свое внимание с «Года 2000» на «Футурошок».
А тем временем Аурелио Печчеи собрал в Риме несколько десятков очень авторитетных ученых и общественных деятелей и предложил им (в духе французского математика Лагранжа): чем спорить — давайте посчитаем! Собравшиеся учредили Римский клуб, обратились от его имени к нескольким крупным корпорациям, получили деньги на проведение исследований, заказали известному американскому кибернетику Дж. Форрестеру составление методики исследования (ознакомиться с ней можно в его книге «Мировая динамика», переведена на русский в 1971 г., издана «Наукой» в 1978 г.), а затем группа молодых американцев под руководством супругов Дэнниса и Доннелы Медоуз издала доклад «Пределы роста», потрясший мир сильнее, чем два предыдущих бестселлера.
Авторы доклада ограничились пятью основополагающими показателями: рост мирового народонаселения, истощение минеральных ресурсов, загрязнение окружающей природной среды, реакция на все это промышленного, а также сельскохозяйственного производства.
Используя инструментарий математического моделирования и самые совершенных компьютеры, они получили кривые развития, экстраполированные на ХХI в. При различных допущениях кривые дали одну и ту же картину: если наблюдаемые тенденции не изменятся, то в ближайшие десятилетия сравнительно дешевые запасы минеральных ресурсов постепенно иссякнут, и природа необратимо загрязнится. Это неизбежно повлечет за собой падение промышленного, а за ним и сельскохозяйственного производства. Конечный результат: мучительная гибель от голода и болезней нескольких миллиардов из десятка миллиардов землян грядущего столетия и неслыханные бедствия для большинства оставшихся в живых. Иными словами, произойдет невиданная прежде глобальная катастрофа, более разрушительная, чем все мировые войны ХХ в., вместе взятые. Когда именно разразится катастрофа, зависит от массы конкретных обстоятельств, но не позже второй половины грядущего столетия, не исключено, что в ближайшие два-три десятилетия.
Этот первый доклад ученых Римскому клубу, подкрепленный авторитетом «умных» машин, все футурологи мира — и не только они — горячо обсуждали целых 6 лет. Последовавшие доклады только подтвердили серьезность ситуации. Лавиной пошли конгрессы, конференции, симпозиумы, коллоквиумы, семинары, книги, статьи на эту тему. И постепенно призрак грядущей катастрофы принял очертания системы глобальных проблем современности, которые надлежало решать, чтобы катастрофа не разразилась.
Главной, ключевой проблемой в этой системе до 1990*х гг. неизменно признавалась гонка вооружений. Ее астрономическая стоимость удваивалась каждые пять лет и буквально душила экономику множества стран, особенно СССР, а главное — все реальнее становилась угроза всеистребляющей ядерной войны. Как только гонка вооружений прекратилась (в связи с тем, что один из главных ее участников сошел с дистанции), на первый план выдвинулась следующая по важности проблема: растущий разрыв между первым миром высокоразвитых стран (1,5 млрд. чел.) и третьим миром слаборазвитых стран (остальные почти 5 млрд.). Страны второго мира (СССР и европейские страны соцлагеря) пополнили первый и третий мир. Девять десятых населения слаборазвитых стран живет в нищете, сотни миллионов людей практически умирают мучительной медленной смертью от голода, а половина населения не имеет доступа не только к медицинскому обслуживанию, но просто к источникам достаточно чистой воды. Каждый третий из трудоспособных (не считая матерей многодетных семей) либо перебивается сезонными, случайными заработками, либо не имеет ни работы, ни перспектив получить ее в обозримом будущем, существуя за счет родственников или разных форм благотворительности. Количество таких горемык исчисляется сотнями миллионов и постепенно приближается к миллиарду. Многие из этих несчастных правдами и неправдами пытаются прорваться в первый мир, на такое количество миллиардов вовсе не рассчитанный. Удается это лишь тысячам.
Для остальных единственная реальная перспектива выбиться из безысходности — вступление в террористические или открыто бандитские структуры. Однако хорошо известно, что подобные структуры могут существовать только террором или войной — ничего другого
предложить людям они не в состоянии. И вот мы видим вторжение в Кувейт, газовую атаку в Токийском метро, чудовищные провокации в Нью-Йорке и Вашингтоне.
Конечно, сегодня наблюдается подавляющее превосходство сил первого мира над террористами. Но в руки последних год за годом
буквально плывет оружие массового поражения — ядерное, химическое, бактериологическое. И как только представится случай начать новую битву с первым миром, так сказать, на равных, исподволь идущая мировая война станет явной. Пока что проблему пытаются решить превентивными ударами по Афганистану, Ираку и другим местам сосредоточения террористов. Но ясно, что это полумеры, лишь оттягивающие развязку. А как решать проблему радикально — неизвестно.

В последние годы на передний план вышла также проблема глобального торгового баланса, грозящая человечеству неисчислимыми бедствиями. С одной стороны, мировой рынок сложился таким образом, что слаборазвитые страны все глубже увязают в трясине неоплатных долгов, исчисляемых ныне триллионами долларов. Достаточно перекрыть финансовые каналы банкротов, и сотни миллионов людей в Азии, Африке, Латинской Америке тут же начнут умирать от голода. С другой стороны, группы биржевых спекулянтов приноровились ловко обрушивать валюты не только слаборазвитых стран, но даже Японии и Южной Кореи, наживая на каждой такой операции миллиарды долларов. Что получается в итоге, мы испытали на собственном опыте в августе 1998 г. Страны типа Индонезии постоянно пребывают в состоянии финансовой катастрофы. Как установить желанный «новый экономический порядок», тоже неизвестно.
На этом фоне, казалось бы, отходит на второй план проблема глобального экологического баланса. Но это только кажется. На деле она несет с собой угрозу, не меньшую, чем предыдущие две, вместе взятые. Продолжается загрязнение атмосферы, причем такими масштабами и темпами, которые наносят прямой ущерб здоровью сотен миллионов, а в перспективе — миллиардов людей. Стремительно сокращается количество водоемов, откуда можно брать питьевую воду без предварительной очистки. Катастрофически загрязняется Мировой океан — колыбель жизни на нашей планете.
Ежегодно с карты земли стирается целый Люксембург: миллионы гектаров превращаются в пустоши, свалки, пустыни. Зоны экологического бедствия расползаются, как кляксы на промокашке, и охватывают уже значительную часть территории России и многих других стран. Все больше районов оказывается в зоне радиационного загрязнения, что имеет гибельные последствия для жизни миллионов людей. Все больше людей страдают от чрезмерного шума, разрушающего нервную систему. Возникает все больше погодных аномалий, вызванных тепловым загрязнением от сбросов промышленных предприятий и теплоэлектростанций. Наконец, все больше людей питается продовольственными продуктами, отравленными нитратами, входящими в состав химических удобрений или средств против сельхозвредителей. Последствия для здоровья людей и здесь очевидны.
Первый мир пытается противостоять этим бедствиям. А третий мир, повторяя ошибки первого, оказывается совершенно беззащитным перед их гибельными последствиями.
Мы наблюдаем и глобальный демографический дисбаланс.
В третьем мире преобладают многодетные семьи, ежегодно дающие десятки миллионов новых голодных ртов. Требуются все новые рабочие места, взять которые неоткуда. В первом мире нарастает депопуляция — увеличивается количество одиночек, процент бездетных и однодетных семей, где ребенок все чаще вырастает инфантилом с искусственно заторможенным процессом нормального взросления. Каким родителем он станет, и что будет с обществом, состоящим из таких инфантилов? Теоретически обе проблемы разрешимы, и ниже мы специально остановимся на этом. Но на практике пока — полная безысходность.
Остро актуальной остается проблема глобального энергетического баланса, которую следовало бы рассматривать в первую очередь. Ведь для того, чтобы третий мир хоть немного подтянулся к первому, необходимо каждые несколько лет удваивать производство и потребление энергии. За счет чего это возможно? Если угля, нефти и газа и хватит на десять миллиардов землян, то загрязнение атмосферы окажется настолько серьезным, что планета только по этой причине может вновь стать необитаемой. Сегодня США потребляют около половины энергетических ресурсов мира, и их вклад в загрязнение окружающей среды составляет около 50%. А если другие страны вознамерятся идти по пути США? Не слишком ли много окажется «половин» для одной планеты? Если сделать ставку на мирный атом, то куда девать горы радиоактивных отходов? И как быть с международными террористами, которые легко смогут превратить любую атомную электростанцию в новый Чернобыль? Пока что и тут — безысходность.
Тревожны перспективы глобального материально-сырьевого баланса, проблемного самого по себе и напрямую зависящего от энергетического баланса.
Вызывает серьезное беспокойство глобальный продовольственный баланс. Мы уже упоминали о миллиарде людей, живущих впроголодь, и нескольких сотнях миллионов голодающих. Но даже такое хрупкое равновесие держится на ниточках торговых потоков и зависит от погодных капризов. Достаточно одной из ниточек порваться — скажем, из-за беспомощности того или иного правительства, — и голодная смерть миллионов и миллионов людей неизбежна.
На этом фоне кажутся сравнительно второстепенными проблемы, связанные с транспортным балансом. Но и это только кажется.
Один лишь факт: ежегодно почти четверть миллиона людей гибнет
и около миллиона получает ранения (в основном — легкие) в автокатастрофах на дорогах мира. Как только вся Азия, Африка и Латинская Америка поголовно сядут на автомашины, как в США, количество убитых и раненых возрастет как минимум вдесятеро, то есть сравняется с ежегодными потерями в ходе Первой мировой войны.
Еще одна глобальная проблема — здравоохранение. Не так давно из десятка-полутора детей выживало в среднем трое-четверо наиболее здоровых, которые и передавали свои гены потомству. Сегодня в однодетных семьях половина детей имеет расшатанную нервную систему, две трети — аллергики, постоянно нуждающиеся в медицинской помощи, четыре пятых имеют серьезные проблемы с позвоночником, со зрением, ушами, горлом и носом. Все заболевания чаще всего передаются потомству. И это не говоря уже о СПИДе и других бичах ХХ в.
Повышается уровень организованной преступности. Во многих странах, в том числе в России, мафия сделалась силой, сопоставимой с государством. Все труднее становится определить, где кончается чиновник и начинается уголовник: происходит сращивание мафии и коррумпированного госаппарата. Но ведь мафия — не конструктивная, а паразитическая сила, нечто вроде червя, пожирающего организм изнутри. И полное господство мафии равнозначно гибели государства, общества, человечества, превращению планеты в сплошную «зону» без охранников. Пока что против этой силы общество постыдно бессильно.
Благоприятный для роста преступности фактор — распространение наркотиков. Особенно опасны сильнодействующие синтетические наркотики, произведенные в домашних лабораториях и очень трудно поддающиеся контролю. Массовая наркомания — это верная гибель любого общества. В России к этой угрозе добавляется повальное пьянство, ограничивающее срок жизни индивида 50 годами.
Вызывает тревогу триумфальное шествие по планете антикультуры с ее культами насилия, вседозволенности, наркокайфа, звериной стаи. Любое общество всегда держалось на преемственности поколений, объединенных общей культурой, ценностями милосердия, любви, разума, семьи. Сегодня разрыв между поколениями углубляется. Молодежь, искусственно поставленная в межеумочное положение великовозрастных детей, создает свою собственную культуру, контркультуру, агрессивно противостоящую культуре взрослых. На этом и паразитирует антикультура, которая останется непобедимой, пока мы не добьемся переориентации молодежной контркультуры на подлинные ценности.
Перечень глобальных проблем современности можно продолжать и продолжать. Это и «гиперурбанизация» — противоестественное скучивание десятков и сотен миллионов людей в гигантские городские агломерации, и землетрясения, наводнения, ураганы и эпидемии, унесшие в ХХ в. тысячи жертв и при существующем положении вещей способные уносить в ХХI в. миллионы ежегодно.
Как же изменить существующее положение вещей? Пожалуй, этого не знает ни одно правительство в мире. Мало того, этого не знает ни одна международная организация, начиная с ООН, бессилие которой удручает. И это — еще одна ключевая глобальная проблема.
Осмысление всей этой проблематики привело в 70-х гг. прошлого века к рождению и развитию особого направления исследований будущего — глобалистики, занятой систематизацией, анализом, диагнозом и прогнозом глобальных проблем современности.
Тепловая и атомная энергетика не выдерживают экзамена на долгосрочную перспективу, а термоядерная остается проблематичной. Имеются ли другие источники энергии? Например, Солнце.
Почему бы не поставить всюду, где это возможно, — в том числе, на крыше собственного дома, — солнечные батареи? Пусть небольшое, но все же подспорье. В Турции на крыше каждого дома греется на солнце огромный бак с водой: можно без расходов помыть посуду, вымыться самому и постирать белье. Другая идея — разместить в околоземном космосе вокруг Земли цепь гелиоэлектростанций, с тем, чтобы через микроволновые передатчики передавать оттуда энергию на Землю. А вода? Разве обязательно перегораживать плотинами крупные реки, затапливая освоенные пространства? На горных речках и даже на крупных ручьях можно поставить уже сконструированные мини-ГЭС, не требующие вообще никаких плотин, вполне достаточные для обогрева и освещения нескольких домов каждая. Их по течению речки можно ставить сколько угодно. Кроме того, в точности такую же роль способны сыграть волновые ГЭС, использующие энергию волн даже на небольших озерах и прудах.
Гигантомания же уместна разве лишь для ПЭС — приливных ГЭС, каждая из которых способна полностью обеспечить энергией крупный город. Можно развивать сеть ветроэлектростанций, геотермических электростанций, использующих тепло Земли, гидротермических, использующих разницу температур поверхностных и глубинных слоев воды. Наконец, существуют такие колоссальные потенциальные источники энергии, как еще плохо изученные атмосферное электричество (энергия молний) и земной магнетизм.
Все источники такого рода — что делает их особенно привлекательными — не только не загрязняют окружающую природную среду, но практически неисчерпаемы, поскольку постоянно самовозобновляются. Но даже в совокупности, при полном использовании их потенциала, они способны дать в несколько раз меньше энергии, чем дают нефть, газ, уголь, атом. Что же делать? Наконец начать по-настоящему экономить электроэнергию. Поселиться в районах с пешеходной доступностью мест работы, покупок, развлечений.
Пересесть на велосипед, передвигаться на веслах или под парусом, почаще ходить пешком с рюкзаком за плечами. Отправиться спать на балкон в спальном мешке, как это делают на курорте, а температуру в жилье на это время уменьшить до минимума. Повысить теплоизоляцию дома, чтобы, как говорится, «не обогревать улицу».
Да мало ли можно придумать способов, чтобы десяток калорий работал так же эффективно, как нынешняя сотня! Все эти меры, вместе взятые, получили название «чистой», или «низкой» энергетики (это первый принцип решения глобальных проблем).
А что делать с пошедшей вразнос системой геобалансов? Осуществить ребалансизацию каждого из них (это второй принцип решения глобальных проблем). Вот, например, демографический баланс.
Раз многодетные и малодетные семьи ведут человечество в тупик, возьмем курс на среднедетные: три-четыре ребенка в среднем на семью. Это не значит, конечно, что в каждой семье будет такое количество детей. У кого-то, по тем или иным причинам, как и сегодня, вовсе не будет детей, кто-то ограничится одним-двумя, а кто-то при надлежащих условиях обзаведется пятью-шестью детьми (больше, как показывают социологические опросы, сегодня мало кто желает). Важно, чтобы смена поколений проходила без взрывов и провалов. Для этого необходимо придать женщине, воспитывающей ребенка, а тем более трех-четырех детей, статус госслужащего на уровне воспитательницы детского сада. Полгода оплаченного предродового отпуска, три года — послеродового, еще лет десять — половинная рабочая неделя с оплатой как за полную. У женщины, воспитывающей ребенка, должна иметься возможность культурного досуга, как у всякого другого, и на пенсию она должна выйти раньше своей бездетной подруги. Разумеется, все это — для условий России.
В Швеции или в Туркмении подходы будут иные, но цель всюду одна и та же: обеспечить демографический оптимум нормального воспроизводства поколений, чтобы не сгинули общество, народ, государство. Подобные меры можно изыскать для борьбы с любым дисбалансом. Это направление нормализации жизни общества, получившее название устойчивого развития, становится год от года популярнее.
Особое значение, как следует из изложенного выше, имеет экологический геобаланс. Поэтому самостоятельным принципом решения глобальных проблем становится принцип экологичности. Он подразумевает приоритетность экологических критериев перед экономическими, политическими, социальными и другими. Каким бы выгодным ни казалось то или иное предприятие, сначала необходимо выяснить, не нанесет ли оно серьезного ущерба окружающей природной среде. И если нанесет — лучше сразу же от него отказаться, преодолев все соблазны. На практике сказанное означает курс на возможно более полную безотходность производства и потребления.
Производства не должны загрязнять окружающую природу вредными стоками и выбросами, потребление не должно захламлять планету мусором. Придуманы тысячи способов, как сделать безотходными завод и фабрику, объекты отдыха и места повседневной жизни людей. Дело за тем, чтобы начать претворять их в жизнь.
По тем же причинам в особое направление (принцип) необходимо выделить демилитаризацию, или разоружение. Это старый, почти полувековой принцип: либо мы покончим с гонкой вооружений (особенно оружия массового поражения), либо она покончит с человечеством, что наверняка произойдет, если оружием массового поражения полностью овладеют тоталитарные, изуверские и мафиозные структуры. Что же делать перед лицом этой угрозы? Необходимо делегировать полномочия «мирового правительства» органам ООН, которые смогут в опасных регионах развертывать силы международной безопасности и при необходимости полностью ликвидировать структуры, которые представляют смертельную опасность для человечества.
Наконец, последний, пятый принцип решения мировых глобальных проблем — гуманизация образования и культуры. В отношении культуры он подразумевает упомянутое выше наступление подлинной культуры на антикультуру: вытеснение культов насилия, вседозволенности, наркокайфа и стайности, утверждение культов милосердия, любви, разума, семьи. В отношении образования этот принцип в каждой стране предусматривает разное, в зависимости от состояния образовательных институтов. В современной России, например, это означает переход от огульно-казарменного к дифференцированному подходу к учащимся по основным социальным типам: «середняк», одаренный, нуждающийся в коррекционном подходе, желающий ознакомиться лишь с каким-то предметом и специализироваться по нему. Кроме того, целесообразен переход от публично репрессивных «двоек» к более гуманной системе тестов и зачетов. Наконец, необходимо уменьшение продолжительности суммарной учебной недели, включая домашние задания, хотя бы до 40-часовой недели взрослых, чтобы остальное время учащиеся могли посвятить занятиям в школьных кружках-клубах по интересам и в спортивных секциях.
Вот эти пять принципов, взятые в совокупности и получившие в современных исследованиях будущего название альтернативистики, — поиск путей перехода к цивилизации, альтернативной существующей, и способной, в отличие от нее, успешно справиться с глобальными проблемами современности.
Вот уже почти четверть века альтернативистика тщетно пытается перейти от чисто умозрительных принципов к стратегии и тактике их претворения в жизнь. Но не будем терять надежды.
В ХХI в. многое останется от того, что привычно сегодня.
И пропасть между сытым и голодным миром. И два десятка глобальных проблем, о которых говорилось выше. Вероятно, некоторые из них несколько потеряют остроту. Зато другие обострятся вплоть до возможности новой мировой войны, гражданских войн и стихийных бедствий в континентальных масштабах.
Однако имеются предпосылки того, что научно-техническая революция только начинается. Существуют научные заделы, которые позволяют ожидать открытий, более потрясающих, чем вчерашние и сегодняшние. Приведем всего два примера из многих имеющихся в одной только области прогнозирования — научно-технической.
Известно, что уже сконструирован и существует в опытных образцах компьютер нового поколения: с системным блоком в кармане наподобие телефона-мобильника, с монитором в виде надвигающегося на глаза шлема и с наручной клавиатурой. Ожидается, что в ближайшее десятилетие он получит такое же распространение, как мобильный телефон. Между тем, это новшество способно изменить нашу жизнь намного радикальнее, чем любой телефон. По сути, оно как бы уравнивает реальный и виртуальный миры.
Можно обратиться к бумажному тексту, посетить театр, посмотреть телепередачу, съездить на экскурсию в другой город, побывать на работе или на свидании, а можно сделать то же самое, просто выйдя в Интернет со своего компьютера нового поколения. Нетрудно предвидеть социальные последствия: это будет уже совершенно иной человек, иное общество, иное государство, иной мир.
Кстати, становящийся привычным Интернет не вечно будет гигантской свалкой разного информационного «хлама». В современных условиях это становится просто опасным для жизни миллионов людей — настолько велика возможность злоупотребления гигантским потенциалом «всемирной паутины» для разного рода криминальных структур, включая международных террористов. Следовательно, надо ожидать в самом близком будущем неизбежного перехода такого рода систем от существующего «информационного хаоса» к организованному «информационному космосу». Но и это — не предел совершенства. Ведь с помощью информационных полей типа Интернета можно будет эффективно противостоять разного рода стихийным бедствиям, заставив эти поля работать в эвристическом режиме по критерию «благо для человечества». Так шаг за шагом можно подойти к осуществлению заветной мечты Циолковского о «лучистом человечестве» как упорядоченной совокупности информационных полей. И не в далеком будущем, а в ближайшие десятилетия.
Как мы видим, современная футурология способна рассказать о XXI в. не меньше, чем история о веках минувших.
К сожалению, прогнозисты нигде в мире так и не сумели найти общего языка с управленцами на начальных стадиях подготовки решений. Поэтому футурология вот уже почти полвека существует как абстракция, не имеющая прямого отношения к конкретным реалиям политики. Старшее поколение сделало, что смогло. Остается ждать, что сделает новое, молодое поколение.



http://www.maib.ru/prognostication/