Сомсиков А.И. Попытка определения языка

 
Попытка  определения,  что  такое  язык  вначале  была  представлена  в  виде 
предварительного, как бы наводящего вопроса  «язык – по установлению или по природе?»
Ответ  –  «по  установлению!»  практически    очевиден,  ввиду  необходимости  обучения  и
множественности  языков.  Однако  и  до  сих  пор  еще  не  сделан  следующий,  казалось  бы,
напрашивающийся и тоже почти очевидный шаг. Признание того, что язык есть некая наука.
Уже потому, что языку  учат.  Есть многочисленные науки  о языке, но что такое  сам  язык
остается неизвестным. 
 
Мешает  же  это  признать  то  обстоятельство,  что  за  этим  признанием  должны
последовать и другие. Что целью данной науки, как всякой другой, должно являться некое
знание.  И  что  наука  эта,  как  всякая  другая,  должна  иметь  предмет  исследования.  И  этот
предмет, следовательно, необходимо назвать. 
 
Признать все это и ответить на такого рода вопросы, имея в качестве научного метода
лишь  внешнее  описание  одного  или  даже  множества  языков,  до  сих  пор  как  будто  не
удавалось.  Хотя на них надо ответить.
Обычно говорят, что задачей языка является общение. 
 
Такой  ответ  не  успокаивает,  а  порождает  новые  вопросы.  В  чем  смысл  языкового
общения  и  чем  оно  отличается  от  общения  не  языкового?  Стайные  животные  тоже
общаются, хотя не все признают за ними наличие языка. И что же все-таки есть язык, так
необходимый в общении? 
 
Другими словами,  такой ответ  вновь  возвращает  нас  к  исходному   вопросу,  т.е.  
является псевдоответом.  
Выясняется  далее,  что  общение  как  некая  совместная  деятельность  вовсе  не
обязательно, да и не всегда возможно, скажем общение с Аристотелем или любым другим
незнакомым  для  нас  или  не  расположенным  к  общению  с  нами,  наконец,  еще  не
родившимся,  а  между  тем,  и  не  общаясь  с  ними,  мы  многое  узнаем  о  них  или  от  них
благодаря языку!
 
 
Язык является первой или исходной наукой, лежащей в основе всех прочих наук.
Задачей которой, как всякой другой,  является приобретение знания. О том, какого рода
должно  быть  это  знание  –  это  еще  предстоит  выяснить,  так  как  знание  может  быть
 приобретено и без языка. Например, знание о дожде.
  
Поэтому первоисточником всякого знания является опыт.
Исходное знание добывается опытным путем и может быть совместным знанием СЗ,
если носители знания обладают совместным опытом СО
  
Или несовместным (личным) знанием ЛЗ, если носители знания не обладают
совместным опытом СО:
 
ЛО→ЛЗ – личный опыт ЛО влечет за собой личное знание ЛЗ, 
СО→СЗ   –  совместный опыт СО образует совместное знание СЗ. 
Ввиду ограниченности любого ЛО, любой СО также по необходимости ограничен. 
 
Несовместный  же  опыт  НО  и  соответствующие  ему  несовместные  знания  НЗ
достаточно большого числа носителей практически не ограничены. Однако они состоят из
множества несовместных частей, каждой из которых соответствует несовместное (личное)
знание ЛЗ. 
Проблемой языка является, таким образом, ограниченность числа носителей данного
знания. 
 
Решение  же  проблемы  есть  переход  от  ограниченного  числа  носителей  к
неограниченному  независимо  от  обладания  или  не  обладания  ими  совместным  опытом
СО. 
 
Итак, если личный опыт ЛО равен совместному опыту СО, то и личное знание ЛЗ
равно совместному знанию СЗ: 
ЛО = СО → ЛЗ = СЗ, 
и в этом случае проблемы не возникает. 
 
Если  же  личный  опыт  ЛО  не  равен  совместному  опыту  СО,  то  в  этом  случае  и
личное знание ЛЗ не равно совместному знанию СЗ: 
ЛО ≠ СО → ЛЗ ≠ СЗ. 
Выполнить  переход  от  личного  знания  ЛЗ,  неравного  совместному  знанию  СЗ,  к
личному знанию ЛЗ, равного совместному знанию СЗ, можно путем перехода от личного
опыта  ЛО,  не  равного  совместному  опыту  СО,  к  личному  опыту  ЛО,  равному
совместному опыту СО: 
ЛО ≠ СО, ЛЗ ≠ СЗ → ЛО = СО, ЛЗ = СЗ. 
 
Однако для произвольного ЛО и ЛЗ это невозможно, ввиду ограниченности любого
ЛО  и,  стало  быть,  ЛЗ.  Использование  же  языка  дает  нам:  личный  опыт  ЛО  не  равен
совместному опыту СО и тем не менее личное знание ЛЗ может быть равно совместному
знанию  СЗ.  Иными  словами,  язык  дает   переход  от  личного  знания  ЛЗ  к  совместному
знанию СЗ без перехода от личного опыта ЛО к совместному опыту СО: 
ЛО ≠ СО, ЛЗ ≠ СЗ + язык = ЛО ≠ СО, ЛЗ = СЗ! 
Итак, задачей языка как первонауки является превращение несовместного (личного)
знания ЛЗ в совместное знание СЗ без обращения к совместному опыту СО. 
Ее  решение  осуществляется  посредством  слов.  Являющихся  символическими
обозначениями интересующих нас объектов или событий
 
 
Довольно часто встречается такая мировоззренческая цитата: 
«Язык — это врожденное свойство человека как биологического вида, отличающее его от
животных». 
Это  стандартное  заблуждение,  обе  части  которого  ошибочны.  Первая  часть  –  язык  есть
«врожденное свойство». Якобы.  Если бы это было именно так, то ему бы не нужно было учиться.
И не было бы множества разных языков.
Вторая часть – наличие языка есть наше «отличие от животных». Биологи давно изучают
язык  животных.  Здесь  этому  может  быть  дан  простейший  пример.  Хозяйка  разговаривает  с
курицей  и  та  ее  понимает.  Ввиду  короткого  куриного  ума  разговор  с  ней  тоже  короткий.
Собственно  состоящий  всего  из  одной  фразы.  Она  состоит  в  ее  подзывании,  при  котором  та 
стремглав устремляется на зов хозяйки. Каким же образом это достигается? Может ее специально
обучают этой  заветной  фразе  «цып-цып-цып», означающей  для нее  всего  лишь наличие  сытной
еды?  При  этом  она  ведь  и  смотрит  вовсе  не  на  хозяйку,  а  только  ей  под  ноги,  отыскивая
обещанное. Поскольку это всего лишь цитата из ее собственного куриного языка. 
Сам  по  себе  быстро  повторяющийся  сигнал  «цып-цып-цып»  отчасти  напоминает  звуки,
возникающие при энергичном склевывании, и может быть заменен другим близким ему сигналом,
например, «тук-тук-тук». К тому же эта наша призывная запись довольно неточная. Гораздо ближе
другая: «цы-ы-ып, цып, цып, цып, цып, цып». В которой первое Ы долгое или тройное, а серия из
четырех остальных – краткие. Все обстоит очень просто. Это имитация уже чисто куриного языка
– петушиного призыва, который мы изображаем немного иначе, как «Ко-о-о, ко, ко, ко, ко». 
От курицы вовсе не требуется наличие музыкального слуха и для нее вместо КО сойдет и
ЦЫ. Здесь главное правильная последовательность произнесения, вначале долгая тройная гласная,
затем  серия  из  четырех  таких  же  коротких  гласных.  Все  вместе  это  и  означает  призыв:  «пища
найдена, налетай!». Поэтому все и стремглав бросаются на этот призыв, боясь опоздать. 
У  курицы  тоже  есть  собственные  высказывания  –  паническое  «Куд-кудах-ках-ках»,
извещающее о рождении яйца, задумчивое «Ко-о-о, ко-о-о» адресованное цыплятам в вероятном
значении «мама здесь, все обстоит в целом благополучно», а при появлении опасности короткий
сигнал  «Кы-р-р»,  видимо,  означающей  «в  укрытие!»  или  «кранты».  В  свою  очередь  петушиное
«Ко-ко-ко» извещает о намерении подраться или ухаживании
 
 А  его  хрипастое  пение –  о пробуждении и всегдашней готовности  защитить свой  гарем,
дополненной хлопаньем крыльев – имитацией взлета перед атакой. Так что оказывается и у кур
тоже  есть  вполне  себе  свой  язык.  Словарь  которого  находится  в  руках  полевых  наблюдателей.
Причем так же, как у людей, этому языку нужно учиться. Я лично наблюдал курицу, выросшую в
городской  квартире  и  никогда  не  видевшую  других  кур.  Она  не  умела  грести  сор  ногами,  не
убегала и была полностью молчаливой, хотя, вероятно, в обществе людей особенно не страдала.
Разве что сильно скучала, глядя с хозяевами телевизор и быстро от этого задрѐмывая. 
Есть  и  другие  примеры  неестественного  молчания  птиц.  Вызываемые  условиями
существования.  В  Петербурге,  например,    стали  молчащими  обычно  шумные  воробьи  даже  во
время драки. Причина, видимо, в расплодившихся воронах, разоряющих воробьиные гнезда. Когда
выживают  только  самые  тихие.  Теперь  можно  видеть,  как  при  бросании  крошек  воробьи
вертикально взлетают, ловя их на лету и при этом полностью молча.