Пушкин и российские императоры

Правдоискатель Пн Май 01, 2023 1:35 am

Российские императоры вовсе не были злейшими врагами Пушкина, и, конечно же, не самодержавие погубило Поэта, как это старательно изображают масонствующие историки, вуалируя действительную подоплеку трагической драмы его жизни заказными – политически обусловленными вариантами интепретаций его судьбы (классическая формула: «История – это политика, опрокинутая в прошлое» относится ко всем наукам и видам знаний, включая и т.н. литературоведение).

Александр I мог одним росчерком пера поставить крест на пути личностного и поэтического становления Пушкина, сослав его в северную глушь и лишив его жизненно необходимой общественной среды.

Напротив, благосклонное и заботливое внимание императора в ответ на вызывающее поведение и отдельные дерзкие противогосударственные произведения свелось лишь к так называемой южной ссылке, давшей юному поэту разнообразные впечатления для творчества.

Ещё более значимой в судьбе Поэта была роль следующего императора – Николая I, открывшего ему при личной встрече 18 сентября 1826 года в Чудовом монастыре подноготную заговора декабристов и русского масонства.

Графу Струтынскому Пушкин впоследствии, вспоминая об этой встрече, признавался: «Императору Николаю я обязан обращением моих мыслей на путь более правильный и разумный, которого я искал бы ещё долго и может быть тщетно, ибо смотрел на мир не непосредственно, а сквозь кристалл, придающий ложную окраску простейшим истинам, смотрел не как человек, умеющий разбираться в реальных потребностях общества, а как мальчик, студент, поэт, которому кажется хорошо всё, что его манит, что ему льстит, что его увлекает!».

Слова же сказанные Николаем I Пушкину на прощание показывают действительное значение Императора в судьбе Поэта: «Что же до тебя, Пушкин, ты свободен. Я забываю прошлое, даже уже забыл. Не вижу перед собой государственного преступника, вижу лишь человека с сердцем и талантом, вижу певца народной славы, на котором лежит высокое призвание – воспламенять души вечными добродетелями и ради великих подвигов! Теперь …можешь идти! Где бы ты ни поселился, – ибо выбор зависит от тебя, – помни, что я сказал и как с тобой поступил, служи родине мыслью, словом и пером. Пиши для современников и для потомства, пиши со всей полнотой вдохновения и совершенной свободой, ибо цензором твоим – буду я».

Могла ли благородная и благодарная Душа Пушкина не ответить приязнью на такое к себе отношению императора?

А на попытки обвинить его в «придворном лизоблюдстве» Александр Сергеевич ответил стихотворением «Друзьям», в котором писал:

Нет, я не льстец, когда царю

Хвалу свободную слагаю:

Я смело чувства выражаю,

Языком сердца говорю.

…………………………

Текла в изгнаньи жизнь моя,

Влачил я с милыми разлуку,

Но он мне царственную руку

Подал – и с вами я, друзья.

Во мне почтил он вдохновенье,

Освободил он мысль мою,

И я ль, в сердечном умиленьи,

Ему хвалу не воспою?

…………………………….

Беда стране, где раб и льстец

Одни приближены к престолу,

А небом избранный певец

Молчит, потупя очи долу.

Известно также, что после разговора с Пушкиным в Чудовом монастыре, Николай I в разговоре с Блудовым назвал поэта «умнейшим человеком в России» (П.И.Бартенев. Русский Архив. 1865г).

Таким образом, при ближайшем и непредвзятом знакомстве с фактами, которые не афишируются, а потому мало известны широкой публике, в прах рассыпается ложь официозных историков-литературоведов о том, что царизм постоянно преследовал великого поэта, отравлял ему жизнь и что в конце концов в убийстве Пушкина повинно самодержавие.

Знаменательно, что уже в 1818 году девятнадцатилетний юноша Александр Пушкин, находясь ещё в плену у вольнодумного вольтерьянства, написал на взлёте гениальной интуиции пророческие строчки:

На лире скромной, благородной

Земных богов я не хвалил

…………………………

Я не рождён царей забавить

Стыдливой музою моей.

…………………………

И неподкупный голос мой

Был эхо русского народа.

Творческая натура Пушкина не могла и не хотела превратиться в придворного, карманного пиита, но что ещё важнее – не захотела она купиться на химерические идеалы масонства, за воспевание которых он бы имел и славу, и почёт, и деньги…

Неподкупный голос Пушкина так и остался на всю его короткую жизнь неподкупным, а вот стать «эхом русского народа» ему ещё предстояло по мере роста его Духовной зрелости, по мере того, как Божественный Глагол Русской Словесности не только до слуха чуткого касался, но и проникал в его сознание, делая его Душу всё более и более Русской.

Как видно невооруженным глазом, сначала Александр I, а затем Николай I искренне сочувствовали поэту, проявляли к нему большую снисходительность, а последний император и вовсе был настоящим ангелом-хранителем Александра Сергеевича, который получал от Государя личные подарки, разрешение на работу в архивах, займы на печатание книг, дозволения на публикацию произведений и дельные замечания по некоторым из них (например, по истории пугачёвского бунта), помощь в защите от клеветнических и подлых нападок (в частности, Булгарина в «Северной пчеле»)…

Именно к императору обратился умирающий от смертельной раны Пушкин с просьбой простить его за участие в дуэли (так как обещал ему никогда не участвовать в них) и принять участие в судьбе семьи. И в последнем письме Николай I простил поэта, обещая позаботиться о семье. Он потратил сто тысяч рублей, оплатив все долги покойного, приказал выдать его семье десять тысяч рублей и назначил вдове и детям Пушкина большую пенсию.

Итак, отношение к Пушкину российских самодержцев было в течение всей его короткой жизни одним из важнейших факторов становления его как русского поэта и, в конце концов, – выразителя Русской Души.

Это последнее и послужило главной причиной для его целенаправленной травли в последние годы жизни, а в итоге для его убийства, ловко и хитро завуалированного под «неожиданную» дуэль.

Масонство, наиболее влиятельные представители которого способствовали в первой половине жизни Пушкина расцвету его огромного таланта, превратилось в его зрелые годы сначала в непримиримого врага, а затем и в безжалостного убийцу (что до этого проигралось в судьбе императора Павла1).