Андрей Тюняев Суть русской сказки

Начнём наш рассказ о русской сказке с эпиграфа: «У народа всегда есть чувство того, что название не может быть дано просто так, что оно дано в связи с каким-то необычным, важным событием. Народная этимология не учитывает истории и реальности лиц и событий, зато в ней почти всегда есть красивая легенда, сочинённая народом», – Г.П. Смолицкая, специалист по топонимике [1].
Спасибо Проппу
Удивительно, сказки существуют у всех народов, кроме одного. Зато у этого одного вместо сказок есть религия. И вместе с этим, религия одного народа полностью заняла информационное пространство современного человечества. А сказки большинства народов из-за неё остаются не понятыми, не согретыми человеческой душой и даже не изученными, отторгнутыми. И народы оказываются отрезанными от своих родных корней и подключёнными к религиозному трансплантированному искусственному «сердцу».
Можно назвать только несколько попыток, осуществлённых инородными учёными, плохо знавшими русский язык и из-за этого не понимавшими ни сути русской сказки, ни её глубинной поэзии, ни её истинного смысла, ни её изначального предназначения. Тем не менее, и за эти попытки им следует сказать спасибо.
Так, немец В. Я. Пропп выпустил в 1928 году объёмную монографию [2], в которой подверг русские сказки «научному» изучению. Монография оказалась настолько хороша, что стала памятником В. Я. Проппу. Однако русская сказка осталась непознанной. Человек, имеющий немецкую душу, оказался не в состоянии понять русскую сказку, сформированную русской душой.
Тем не менее, это, в общем, крайне неудачное исследование, в наши дни может быть осмысленно по-иному и частично употреблено в русле настоящей традиции русской сказки. Что мы и сделаем.
Начнём с выводов В. Я. Проппа. Его исследование привело к тому, что автор написал несколько десятков формул, по которым, по его мнению, выстраивается сюжет русской сказки. Мы не станем приводить эти формулы: они ничего общего не имеют с существом русской сказки.
В качестве примера неправильности подхода В. Я. Проппа приведём фрагмент результирующей части его исследований. Автор разбил массив русских сказок на некие, выявленные им, «функции»:
«I. Один из членов семьи отлучается из дома.
II. К герою обращаются с запретом.
III. Запрет нарушается.
IV. Вредитель пытается произвести разведку.
V. Вредителю даются сведения о его жертве.
VI. Вредитель пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или ее имуществом.
VII. Жертва поддается обману и тем невольно помогает врагу.
VIII. Вредитель наносит одному из членов семьи вред или ущерб.
VIII-a. Одному из членов семьи чего-либо не хватает, ему хочется иметь что-либо.
IX. Беда или недостача сообщается, к герою обращаются с просьбой или приказанием, отсылают или отпускают его.
X. Искатель соглашается или решается на противодействие.
XI. Герой покидает дом.
XII. Герой испытывается, выспрашивается, подвергается нападению и пр., чем подготовляется получение им волшебного средства или помощника.
XIII. Герой реагирует на действия будущего дарителя.
XIV. В распоряжение героя попадает волшебное средство.
XV. Герой переносится, доставляется или приводится к месту нахождения предмета поисков.
...
XXXI. Герой вступает в брак и воцаряется».
Это, конечно, можно воспринимать, как некий продуктивный алгоритм. Но чем он может быть так важен для человека? Что в нём может быть такого, чтобы всё население планеты занималось его запоминанием и воспроизведением многие тысячи лет? Смешно утверждать, что ценности человеческого общества за эти многие тысячи лет не претерпели никакого изменения. Ещё более смешным выглядит утверждение, что за то же время ценности у всех народов остались одинаковыми.
Вся наша сегодняшняя действительность показывает, что у многих народов «фундаментальные» ценности перевернулись. Сколько таких переворотов произошло в жизни каждого народа? Разве сосчитаешь! Но почему же все эти перевороты никак не отразились на сюжете сказки?
Можно сделать только одно предположение: сюжет сказки посвящён такому предмету или явлению, понимание которого выходит за рамки обычных традиций человеческого общества. Это явление оказывает постоянное и наиболее мощное воздействие на человека. А сам человек на это же явление никакого воздействия оказать не может.
Что же это за явление? Ответ напрашивается сам собой – природа, космос, окружающая реальность. Всё то, что может существовать без человека. Существует без него. А человек без этого существовать не может.
Вспомним поучения современных пастырей от религии и некоторых религиозных учёных. Они всерьёз утверждают, что леший – это дух леса, русалка – дух реки, домовой – дух дома, Ярило– дух солнца и т.д., и т.п. Но даже отсюда видно, что сказочным шифром является природа и её одушевление. И уже отсюда становится понятно, что «систематизация» В. Я. Проппа не имеет ничего общего с действительной сутью русской сказки.
Эксперимент
Давайте проведём эксперимент и восстановим сказку по вышеприведённому алгоритму В. Я Проппа:
1. Первый вариант: сын уходит из дома (I); сыну говорят, не уходи (II); он не слушает и уходит (III); вредитель наносит одному из членов семьи вред (VIII); сын соглашается вернуться домой (X); и возвращается домой (XXXI).
2. Второй вариант: домовой уходит из дома (I); домовому говорят не уходи (II); он не слушает и уходит (III); вредитель наносит одному из членов семьи вред (VIII); домовой соглашается вернуться домой (X); и мир в доме восстанавливается (XXXI).
Оба вариант точно соответствуют алгоритму В. Я. Проппа. Но первый вариант – с сыном – поверхностный. Он ничего не значит для нации. Сколько сыновей каждый день уходит из дома? И ничего не случается. А некоторые страны вообще построены по принципу изгнания ребёнка из родной семьи и даже умерщвления, как лишнего. То есть в таком воспроизведении алгоритма никакой общенациональной цели не присутствует.
Во втором варианте повествование идёт не о человеке, а о духе дома (в любом его представлении). Русский человек видит, что речь идёт вовсе не о блудливом домовом, из-за которого происходит беда. Русский человек видит, что в этой сказке повествование идёт о благополучии семьи, и домовой здесь является лишь ничего не значащим образом, к которому, как к психологическому и нейролингвистическому якорю, прицеплен сюжет, и на образе которого объяснена вся система семейного порядка.
Таким образом, русская сказка – это оператор над образами вечных ценностей, которые человека делают человеком и вписывают такого человека во внешнюю среду и шире – в космос.
Эти наши выводы подтверждает существующее противостояние между религией и сказкой. Как мы уже сказали, только в одном народе место сказки заняла религия (иудаизм, христианство, ислам).
И что же мы имеем из этого противостояния? А вот что!
Правда из 19-го века
Заглянем в 19-й век. Главное значение – «Купало – народный праздник в ночь с 23 на 24 июня». Религиозное извращение – «…называемую Ивановскою, так как 24 июня церковью празднуется Рождество Иоанна Крестителя». Суть сказочного образа – «Обычаи и поверья, связанные с Ивановым днем и в общем сходные у всех европейских народов, несомненно древнего происхождения, У нас Купалу олицетворяется в виде соломенной куклы, которую сжигают или топят, или зарывают в землю.
Иногда рядом с куклой, представляющей женское существо (Купалу, Марину-Марену), является и мужская кукла (Ярило, Кострома). Эта пара купальских олицетворенных существ (Иван и Купало, Иван да Марья), встречающиеся и у других народов (нем. Ганс и Грета)… В эту же ночь ведьмы слетаются на Лысую гору. Почти повсеместно распространено возжение костров».
Государственный статус сказок – «В Германии и Франции XII — XVII вв. костры зажигались в селах и городах, в последних – мэром, перед ратушей. В Лондоне купальские огни запрещены в 1539 г. Этим огням (Johannisfeuer, le feu de St. Jean) придавалось очистительное значение, избавляющее от болезней, устраняющее всякую нечисть и, главное, ворожбу. По славянскому народному поверью, они имеют отношение к урожаю: кто выше скачет через купальский костер, у того уродится и хлеб выше…».
Суть праздника – «Купало – тоже солнечное божество, а праздник Купало – праздник солнца, приуроченный к поре высшего солнцестояния, когда жизненные силы природы достигли своего апогея и должны идти на убыль…». Историческаяглубина сказок – «Параллель между купальскими песнями и обрядами и греческим культом Деметры и Персефоны: Купало или замещающий его Иван, являющийся в песнях похитителем и даже убийцей девушки, соответствует Плутону – похитителю Персефоны и вместе с тем подателю урожая, дарителю изобилия» [3].
Напомним, даже не вдаваясь в существо греческих сказок, просто отметим, что параллель русских сказок с греческими уже гарантирует русским сказкам возраст более 5 – 6-ти тысяч лет! И этот вопрос мы ниже рассмотрим подробнее.
Из представленной цитаты мы видим, что сказочный персонаж по имени Купало – это астрономический персонаж, олицетворяющий особенность солнечного годового цикла и связанные с этой особенностью сельскохозяйственные, свадебные и государственные заботы. Купало – это древний персонаж, присущий всем народам, и сугубо положительный персонаж. И, наконец, это персонаж, оболганный религией и перевёрнутый ею до образа Ивана Купалы, где Иван – буквально «недруг».
Другой персонаж – Коляда. Главное – «коляда́ – 1) "святки, сочельник, колядование – хождение с песнями…». Религиозное – «…под рождество"». Суть – «2) "зимнее солнцестояние",… лат. саlеndае, …греч. kalandai» [4].
Из цитаты видим, что Коляда – это праздник зимнего солнцестояния, одно из главных календарных и государственных событий. Коляда – это древний персонаж, присущий всем народам, и сугубо положительный персонаж. И, опять же, это персонаж, оболганный религией и перевёрнутый ею до образа Ивана (недруга) Коляды.
Теперь рассмотрим третий праздник – комоедицы (белор. камаедзіца). Это праздник пробуждения медведя – кома, олицетворявшего бога Велеса. Комоедицы – один из древнейших славянских праздников. Его суть: Ярило-солнце растапливает снега, происходит брань между Мареной (смертью) и Живой (жизнью), затем сжигание чучела Марены на костре, потом прыжки через костёр и обращение к Семарглу, чтобы он зажёг снега, после всего – игра «царь горы» (борьба за владение Красной горкой).

Кто же такой Велес? Напомним: главное – «Велес – ряз. повелитель, распорядитель, указчик; курск. высокий. Синонимы: бог, бог (-иня) богатства, волосистый, повелитель». Религиозное – «в христианскую эпоху Велес был заменен христианским покровителем скота святым Власием» [5]; стадо скотины называют «власьевым (велесовым) родом» [6]. Суть – «называние Баяна "Велесовым внуком" в "Слове о полку Игореве" может отражать древнюю связь культа Велеса с обрядовыми песнями и поэзией. В договорах с греками Велес соотнесен с золотом, тогда как другой постоянно упоминаемый наряду с ним бог – Перун – с оружием. Боги как бы противостоят друг другу» [5]; «Велес – в славянской мифологии: божество, второе по значению после громовержца Перуна» [7].
Обратим ваше внимание на то, что Велес упомянут в контексте с межгосударственным договором, то есть Велес – это персонаж государственной стратегии, или, как мы сказали бы сегодня, Велес – это персонаж Конституции. Именно поэтому на него пришёлся основной удар религии, которая низвергла главного бога Руси до уровня покровителя скота. И если принять во внимание, что церковь – это пастырь (пастух) и её сравнение народа с агнцами божьми, то и в этом случае Велес остаётся главным богом – по имени Господь (букв. «Пастух коров»).
Собственно, после того, как русский народ предал своих богов, новый хозяин – религия – закрепостил людей, и крупнейшим рабовладельцем на Руси стала церковь [8].
Трансформации персонажей сказок
Анализируя древнерусские рукописные книги и изложенные в них заговоры, академик Б. А. Рыбаков отметил: «Создается впечатление, что первичные записи заговоров были сделаны какими-то грамотными и книжными волхвами» [9]. Он же отмечает, что «архаичные признаки ведут ещё глубже: так, охотничья добыча – это зверь, убитый копьем». Копьё – это маркер каменного века.
Теперь отметим Перуна – первое божество: «Перун – в Великой Руси осталось мало следов этого бога грома и молнии, грозы; в Белоруссии более, там его описывают; это высокий, плечистый головач, черноволос, черноглаз, борода золотая, в правой руке лук, в левой колчан со стрелами; он ездит по небу в колеснице, пускает огненные стрелы. Иносказательно молния, громовая стрела. "Кругом его, из облаков, гремящие перуны блещут", – Ломоносов. Если "Перун" одного корня с "прах, перхоть, персть", то означает истребителя, испрашителя; если от "переть, пря", то попирателя или воителя» [5].
А вот что говорится об образе Кощея. В 20-м веке – «Кощей в русских сказках: худой и злой старик, обладатель сокровищ и тайны долголетия. Кощей Бессмертный» [10]. Но в 19-м веке Кощей представлялся иначе. Вот что пишет Вс. Миллер: «Кощей с обычным эпитетом "бессмертный" – фантастическое лицо русских сказок и былин. Кощей играет ту же роль скупого хранителя разных сокровищ, что и змей; оба они враждебны сказочным героям и заменяют друг друга, так что в одной и той же сказке в одном варианте действующим лицом выводится змей, в другом – Кощей бессмертный».
«Чтобы убить Кощея, нужны необыкновенные усилия, потому что его смерть сокрыта далеко: на море-окияне, на острове Буяне есть зеленый дуб, под тем дубом зарыт железный сундук, в том сундуке заяц, в зайце утка, а в утке яйцо; если добыть это яйцо и сжать в руке, Кощей начинает чувствовать страшную боль, если раздавить яйцо – Кощей немедленно умрет. То же самое рассказывается и про смерть змея…».
Из цитаты мы видим, как в сказки вплетается земная география (подробнее см. ниже). Остров Буян современные исследователи отождествляют с германским островом Рюген. Это же подтверждается и тем, что «то же самое рассказывается …в германских сказках – про смерть великана».
Затем «из сказок Кощей перешел в былины, где он смешивается с такими чудищами, каковы Идолище поганое и Тугарин Змеевич». А после всего начинается эпоха религиозного перевирания образа Кощея. Сначала появляется ещё один Иван: «В былине об Иване Годиновиче Кощей налетает на этого богатыря, чтоб отбить у него невесту, Настасью Дмитриевну».
А затем наступает время откровенной церковной лжи: «В былине о Михаиле Потоке, в списке 17-го в., выводится Кощей, царь Золотой Орды; узнав о красоте жены Михаила, он собирает огромное войско и обступает Киев, но богатырь избивает его силу (см. Тихонравов и Миллер, "Былины старой и новой записи", отд. I, стр. 27 и сл.)» [11].
Вот таким образом в «официальной» истории появляется татаро-монгольское нашествие и «настоящая» история Киева! После этого уже никого не смущает митохондриальная Ева и Y-хромосомный Адам. А истинная русская история оказывается полностью уничтоженной библейской выдумкой.
Можно продолжить исследование древних персонажей русских сказок, славянских и сказок других народов – результат будет аналогичным: все сказочные персонажи изначально были мифологическими, а теперь перевёрнуты в религиозное служение.
Поэтому В. Я. Пропп напрямую говорит об этом: «Подобно тому, как свойства и функции богов переходят с одних на других и, наконец, даже переносятся на христианских святых, точно так же функции одних сказочных персонажей переходят на другие персонажи» [2]. Исследователь чётко отождествляет между собой и ставит в одну семантическую цепь:
 Персонажи сказок → Боги → Христианские персонажи.
Закон сказки
Исследователь также обращает внимание на то, «что повторяемость функций поразительна. Так, и баба-яга, и Морозко, и медведь, и леший, и кобылячья голова испытывают и награждают падчерицу… I. Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц, независимо от того, кем и как они выполняются. Они образуют основные составные части сказки. II. Число функций, известных волшебной сказке, – ограничено. III. Последовательность функций всегда одинакова. IV. Все волшебные сказки однотипны по своему строению» [2].
Такая жёсткая структура называется «канон» – то есть «свод правил, действующих в определенной области» [12]. Получается, что В. Я. Пропп выявил каноничность русских сказок, существование в них внутреннего закона! И существование такого закона говорит о том, что этот закон должен был кем-то вершиться. Как, например, сегодня это делается в церкви: «Канон – церк. установление апостолов, вселенских и поместных соборов, о вере и церковных обрядах. Кормчая книга содержит в себе каноны. Канонизировать кого, признать святым, по римско-католической церкви» [5].
Следовательно, на Руси существовала своя религиозная иерархия, которая разработала свой канон и его внедряла в повседневный обиход. Не зря же главы городов начинали общенародное празднование астрономических дат, главными героями которых были персонажи сказок. И канонические тексты этой древней русской иерархии – это русские народные сказки.
Следует сразу же заметить: в том, что сказки передавались устно, нет ничего отходящего от канона. Напротив, все древние каноны изначально передавались устно. И ещё заметим, что религиозные деятели активно сжигали народные библиотеки. Так христианами была сожжена Александрийская библиотека, ими же вместе с масонами была сожжена Москва вместе с её книгами, а до этого были сожжены и наиболее древние русские книги.
И вот, наконец, мы подходим к главному заключению, которое уже сделано специалистами, и которое является главной точкой отсчёта в нашем повествовании: «Установлено, что вся Книга Бытия вплоть до смерти Иосифа представляет собой едва измененную версию Космогонии халдеев, как теперь повторно доказано с помощью ассирийских табличек». То есть религиозный канон – это изложение представлений о космосе!
Получается, что религиозная модель космоса пошла войной на древнерусскую сказочную модель того же космоса. Вот в чём противостояние религии и народной традиции! Обычная война за возможность оказывать влияние на народ! Родное влияние – русские сказки. Чужеродное – религия.
«Первые три главы (Бытия – авт.) переписаны с аллегорических повествований о началах, общих у всех народов». Международный плагиат лёг в основу библии. Поскольку представления о космосе, естественно, одинаковы для многих народов, поэтому и сюжеты сказок одинаковы для всех народов. «Четвертая и пятая главы (Бытия – авт.) являются новой аллегорической адаптацией идентичного повествования из тайной "Книги Чисел"; глава шестая есть астрономическое изложение о Солнечном годе и семи космократорах с египетского оригинала Пэмандра»[13].
Таким образом, религия – это астрономия доисторического образца, представленная не в формулах и таблицах, а в поэтических образах «богов» и «божеств». И, заметим, это всё давно уже известно. Но в силу низкой образованности людей в этом вопросе, эти знания большинству могут показаться чуть ли ни чудесными.
От сказки до религии
Возвращаясь в очередной раз к исследованию В. Я. Проппа, отметим, что он правильно формулирует вопрос о необходимости установления происхождения сказки: «Прежде, чем осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она собой представляет…». И указывает на международные связи русской сказки: «Если мы не умеем сравнивать, то как же может быть пролит свет, например, на индоегипетские отношения, или на отношения греческой басни к индийской и т.д.?».
Более того, В. Я. Пропп отчётливо понимает связь сказки с религией и мифами: «Если мы не сумеем сравнить сказку со сказкой, то как изучать связь сказки с религией, как сравнивать сказку с мифами?». Надеюсь, читатель уже осознал, что связь между религией, сказками и мифами не просто существует, она – изначальная.
И, наконец, В. Я. Пропп ставит главный вопрос: «В итоге должны привести к разрешению важнейшей, до сих пор не разрешенной проблемы – проблемы сходства сказок по всему земному шару. Как объяснить сходство сказки о царевне-лягушке в России, Германии, Франции, Индии, в Америке у краснокожих и в Новой Зеландии, причем исторически общения народов доказано быть не может?».
И вот только в наши дни, спустя почти сто лет, мы можем ответить В. Я. Проппу на его вопрос:
 Сказки – это особый жанр космогонии и астрономии – явлений, наблюдаемых всеми народами из одного небесного источника, поэтому сюжеты сказок одинаковы у всех народов.
 Мифы – то же, что и сказки, но обозначенное греческим словом.
 Религия – разновидность сказок, ошибочно перенесённых с космоса на человекообразных персонажей, и в силу этого единственная, не соответствующая объективной реальности.
Именно поэтому только у евреев отсутствуют сказки, будучи только у них заменёнными религией.
Русские сказки =
= Греческие мифы =
= Семитская религия =
= Латинские фабулы =
= Венгерские мессы =
= Польские байки =
= Французские легенды =
= Шведские саги и др. =
= Еврейская религия =
= Астрономия
Таким образом, русские сказки – это живая астрономия, такая, какой её воспринимало древнее русское население. Естественно, все персонажи русских сказок – это метафоры, которые олицетворяют вполне конкретное астрономическое событие. Именно поэтому Перун – это созвездие Волопаса, Коляда – это календарь, Купало – это день летнего солнцестояния и т.д. И все они вовсе не безродные «Иваны» с какими-то дурацкими «фамилиями».
* * *
И, пожалуй, самой главной функцией сказок являлась их государство-образующая функция. По сказкам давали имена государствам, титуловали правителей, и даже вели учёт народа. Вспомним «Ревизские сказки» – «именные списки населения России, охваченного ревизиями» [14]. И эти сказки являются надёжным историческим источником [15]. Но они остаются сказками.