Константин Липских О В.И.Дале

Хранитель слова русского.
(по мотивам статьи Петра Татаурова
«…И СЛОВО ЭТО БЫЛО – РОССИЯ»)

Величие духа человека определяется той задачей, которую берётся решить человек ценой всей своей жизни, особенно, если эта задача не относится к профессиональной деятельности человека и не сулит ему никакой материальной выгоды.

Именно такую великую задачу взялся решить Владимир Иванович Даль (1801 – 1872).
Отца Даля – датчанина Иоганна Христиана (Ивана Матвеевича) императрица Екатерина II пригласила в Россию придворным библиотекарем, когда ему исполнилось 20 лет. Молодой человек, знающий несколько языков (древних и новых), проникся такой любовью к России, что даже после обучения медицине в Германии, снова вернулся в Россию, женившись здесь на образованной девушке, владевшей пятью языками.
В такой среде, способствующей формированию филологических наклонностей, прошло детство Владимира.

Но при том, что отец и мать Владимира были эмигрантами, очарование их Россией, русским народом и русским языком было настолько велико, что Иван Матвеевич, как вспоминал сам Владимир Иванович, «при каждом случае напоминал нам, что мы русские», и в доме говорили только по-русски.

Это повлияло на его мировоззрение, которое он выражал так: «Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежности его к тому или иному народу. Чем можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью…. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».
Именно это его мировоззрение, связывающее понятия Дух – Мысль – Слово, определило задачу его жизни.

Двенадцати лет Владимир стал кадетом Морского корпуса, где проучился пять лет, и после окончания которого был направлен в Николаев.
Именно здесь, на северном побережье Чёрного моря, берёт начало его «коллекция» новых, ранее им не слышанных слов, положившая начало его толковому словарю русского языка.
Его жизнь с самого начала разделилась на два пути: служебный – от мичмана до статского генерала, и подвижнический – от любопытствующего до автора самого полного словаря русского языка, обогнавшего в этом деле целые академии.

Государевой службе Владимир Иванович отдал сорок пять лет жизни, выслужив два креста, две звезды и медали.
Начинал во флоте на Чёрном и Балтийском морях, участвовал в турецком и польском походах, состоял чиновником особых поручений у Оренбургского губернатора, служил в Петербурге, был управляющим Нижегородской удельной конторой.
Он даже использовал служебное положение, как сказали бы ныне, в личных целях, рассылая циркуляры ко всем должностным лицам внутри России, поручая им собирать и доставлять ему местные черты нравов, песни, поговорки, сказки и пр.. Правда личной выгоды в этом он не искал, с лёгким сердцем делясь своими собраниями с исследователями, писателями, поэтами. Более тысячи народных сказок он передал в.и. Афанасьеву, собранные песни П. Киреевскому, а лубочные картинки Публичной библиотеке.

О своём труде по составлению словаря В.И. Даль говорил: «…это труд не зодчего, даже не каменщика, а работа подносчика его; но труд целой жизни, который сбережёт будущему на сем же пути труженику десятки лет. Передний заднему мост».
Тем самым Даль показывал, что он не претендует на научность своего труда и считает результат своей работы «собранием материалов», из которого писатель вправе черпать то, что необходимо ему для творчества.

В.И. Даль и А.С. Пушкин, были не только людьми одной исторической эпохи, но и людьми одной идеи – идеи возвеличивания русского языка. Несколько раз их сводила судьба (вероятно неспроста).
Пушкин раздвинул пространство русского языка, а Даль, по крупицам собирая словарные богатства, готовил его «золотое» обеспечение. Даль утверждал, всех, что язык рождается исключительно в недрах народного бытия, и горячо ратовал за его изучение «во всех его видах и в полном богатстве», а Пушкин внёс в литературный язык народный говор, разрушив искусственные препоны условностей и схематизм классических стилей XVIII века.
И если по молодости Пушкин грешил напыщенностью стиля в традициях литературы того времени, то знакомство с Далем позволило ему пересмотреть своё отношение к языку, сделав мерилом истинно прекрасного в словесности «прелесть нагой простоты».
И Я. Толстой в поэтическом обращении к Пушкину просил:

В моих строфах излишество слога
Резцом своим ты отколи…
Давно в вражде ты с педантизмом
И с пустословием в войне;
Так научи ж, как с лаконизмом
Ловчее подружиться мне…

И, наверное, именно знакомство Пушкина с Далем повлияло на то, что писательский словарь Пушкина был самым богатым словарём в мире (более 21 тысячи слов). Для сравнения: Есенин – около 19 тысяч слов, Сервантес – около 17 тысяч, Шекспир – около 15 тысяч, Шевченко – около 10 тысяч, Гомер – около 9 тысяч).

И даже не смотря на это, Пушкин, за несколько дней до гибели, сетовал Далю: «Да, вот мы пишем, зовёмся тоже писателями, а половины русских слов не знаем!…».
А вот влияние Пушкина на судьбу Даля было в том, что Даль решился быть не только собирателем слов, но и попробовать себя в качестве их употребителя (писателя).
Эта сторона жизни В.И. Даля мало известна нынешним русским людям по причине отсутствия его фамилии в школьной программе, хотя критики того времени ставили Даля, писавшего под псевдонимом Казак Луганский, в один ряд с Гоголем и Тургеневым.

Известный литературный критик того времени, Белинский, так писал о творчестве Даля (Луганского): «В.И. Луганский создал себе особенный род поэзии, в котором у него нет соперников. Этот род можно назвать физиологическим. Повесть с завязкою и развязкою – не в таланте В.И. Луганского, и все его попытки в этом роде замечательны только частностями, отдельными местами, но не целым. В физиологических же очерках лиц разных сословий он – истинный поэт, потому что умеет лицо типическое сделать представителем сословия, возвести его в идеал, не в пошлом и глупом значении этого слова, то есть не в смысле украшения действительности, а в истинном его смысле – воспроизведения действительности во всей её истине. «Колбасники и бородачи», «Дворник» и «Денщик» - образцовые произведения в своём роде, тайну которого так глубоко постиг В.И. Луганский. После Гоголя это до сих пор решительно первый талант в литературе».
Гоголь, Некрасов и Тургенев называли Даля народным писателем в прямом смысле этого понятия.
Про него говорили, что он знакомит русских с Русью.

Перечислим для неравнодушных некоторые его произведения.
«Были и небылицы Казака Луганского», «Два рассказа, или Болгарка и подолянка», «Бедовик», «Цыганка», «Савелий Граб, или Двойник», «Вакх Сидоров Чайкин», «Хмель, сон или явь», «Колбасники и Бородачи», «Петербургский дворник», «Денщик», «Дворник». В 1846 году была издана книга В.И. Даля «Повести, сказки и рассказы Казака Луганского».

В рецензии на эту книгу, рассуждая о тайне писательского таланта Даля, Белинский пишет: «Заключается всё это у него в русском человеке, русском быте, словом – в русской жизни. Но что ж тут оригинального – скажут нам – мало ли людей, которые не меньше г. Даля и всякого другого любят Русь и всё русское?.. Отвечаем: очень может быть; но мы говорим о г. Дале, как о человеке, который самым делом показал и доказал эту любовь, как писатель. Ведь легко писать возгласы, исполненные хвалы России и ненависти ко всему нерусскому; но это ещё не значит любить Русь и всё русское. Другой и действительно любит их, да нет у него достаточно таланта, чтобы любовь его отразилась в мёртвой букве и зажгла её теплом и светом жизни… Любовь г. Даля к русскому человеку – не чувство, не отвлечённая мысль: нет! Это любовь деятельная, практическая. Не знаем, потому ли знает он Русь, что любит её, или потому любит её, что знает; но знаем, что он не только любит её, но и знает. К особенности его любви к Руси принадлежит то, что он любит её в корню, в самом стержне, основании её, ибо он любит простого русского человека, на обиходном языке нашем называемого крестьянином и мужиком. И – боже мой! – как хорошо он знает его натуру! Он умеет мыслить его головою, видеть его глазами, говорить его языком. Он знает его добрые и дурные свойства, знает горе и радость его жизни, знает болезни и лекарства его быта…»

За свой Словарь В.И. Даль удостоился Ломоносовской премии Академии наук и звания почётного академика. Этнографическое отделение Русского Географического Общества присудило ему золотую Константиновскую медаль.

И закончить эту статью хотелось бы словами самого Даля:
«Живой народный язык, сберегший в жизненной свежести дух, который придаёт языку стойкость, силу, ясность целость и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи… Можно ли отрекаться от родины и почвы своей, от основных начал и стихий, усиливаясь перенести язык с природного корня его на чужой, чтобы исказить природу его и обратить в растение тунеядное, живущее чужими соками?»
Сказано в позапрошлом веке, но как одновременно применимо к веку нынешнему?