Александр Рубцов Нищета идеологии: почему не надо трогать Конституцию

Призывы к введению госидеологии большей частью не имеют какого-либо содержательного наполнения. Это пустышки, смысл которых много проще: верноподданнейше преподнести власти право на введение этой самой идеологии
Только что вновь прозвучал призыв внести изменения в Основной закон, освободив его, в частности, от запрета на огосударствление идеологии. На этот раз отметился Сергей Миронов: «Я считаю, что нам нужно поменять 13-ю статью Конституции и убрать оттуда формулировку о том, что в России не допускается никакой государственной и обязательной идеологии». По мысли мыслителя, появление такой идеологии было бы «абсолютно правильным». Поскольку призыв далеко не первый и не последний, приходится каждый раз заново разбирать светлую идею.
Стартовая проблема – содержание. Если человек выступает с подобной инициативой, тем более законодательной, логично было бы иметь представление и о смысловых, мировоззренческих контурах проекта. Автору инициативы вовсе не обязательно настаивать на принятии государственной идеологии именно в своей версии, но даже просто по-человечески хочется услышать от стратега идеологического фронта хоть что-то по делу. Эскиз можно было бы подать подчеркнуто толерантно, даже смиренно: «Лично я, раб Божий Сергей Миронов, в меру своих скромных умственных сил хотел бы, чтобы государственная идеология была...» И далее буквально несколько слов о том, «про что кино» и какой именно идейно-нравственной, философической ориентации оно могло бы быть.
Тем более такой запрос оправдан накануне парламентских выборов для лидера одной из партий, претендующих на фракцию в Думе. После первого предвыборного хода должен быть и второй. Лидер «Справедливой России» (как и всякий другой на его месте) просто обязан в этой им же созданной ситуации заявить: «Вы хотите государственной идеологии? – Ее есть у меня!» Всякая сколь угодно развернутая идеологическая система в итоге конденсируется в компактном наборе идей, тезисов и лозунгов, поэтому избиратель вправе затребовать хотя бы эскиз такой идеологии – от СР в целом и лично от ее идейного руководителя.
Странно выглядит человек, а тем более целая партия, заявляющие: мы страстно хотим государственной идеологии, но вот какой именно, не только не знаем, но даже и в первом приближении помыслить не умеем.
«Эсеры» в этом молчании не одиноки. Стыдливость в формулировании огосударствляемых идей обычна. Подобные попытки хронически производят на свет убогие изделия идеологической самодеятельности, собственной ценности не имеющие. Это идеология, которая без эпитета «государственная» никому не интересна и не нужна. Получается либо набор благочестивых банальностей, который легко может быть заменен множеством себе подобных в давно известном ассортименте – либо нечто настолько вкусовое, личностное и «авторское», что все претензии на общегосударственный статус тут же отпадают.
Кроме того, подобные попытки неотвратимо порождают конфликты со всеми конкурирующими идеологиями и их носителями. Всплывает банальное: почему не мы, не наше? Это как ввести государственную религию в многоконфессиональной стране (до сих пор хватало ума этого не делать). Идеологию иногда и определяют как «секулярную религию», как «веру в упаковке знания» (А. Ксан). Если же претендовать на предельно высокий, надконфессиональный уровень интегративности, неизбежно получается нечто выхолощенное, за все хорошее против всего плохого – например, за патриотизм.
Далее, если в стране и в самом деле вдруг появляются сильные и благотворные идеи, реально «овладевающие массами», им и вовсе не нужен статус госидеологии – они и без того сильнее и выше всего официального.
Если же такие идеи слабы и сами по себе на общенациональный статус не тянут, подставлять под них государственные подпорки бесполезно и вредно: это ублажает причастных, но дискредитирует государство, да и сами идеи.
В действительности призывы к введению госидеологии большей частью вовсе не имеют в виду какого-либо содержательного наполнения. Это пустышки, функциональный смысл которых много проще: верноподданнейше преподнести власти право на введение государственной идеологии, а какой эта идеология будет – не нам, холопам, решать. Соответственно, предвыборный адресат таких заявлений вовсе не общество. Что госидея электорату? Что электорат госидее? Массы этим не соблазнишь, рейтинг не поднимешь. Зато появляется еще одна роспись в нижайшей лояльности, письменное заявление наверх с просьбой о поддержке, символической и не только. Мы вам – инициативу госидеологии, но в обмен на административный ресурс. Схема не новая и для этой политической администрации наивная: а то в Кремле сами, без Миронова, не запустили бы такой проект, если бы на то хватило безумства храбрых...
Далее встает проблема формата: «государственная идеология» – это что? Где и как она будет прописана, в каких жанрах изложена, где будет храниться и каким образом транслироваться? Как будут устроены ее взаимоотношения со школой, начальной, средней и высшей, с армией и флотом, с наукой и церковью, с пионерией и пенсионерами, с системой госслужбы, с гражданскими инициативами и политическими партиями, с экономикой и домохозяйствами, с адептами и оппозицией?
Если некто предлагает менять Конституцию под введение госидеологии, он должен хотя бы в самом общем виде иметь ответы на эти вопросы. Более того, он просто обязан доложить эти ответы обществу. В противном случае нам продают даже не кота в мешке, а существо вовсе какого-то неопознанного вида.
И наконец, проблема происхождения такой госидеологии, ее легализации. Как этот проект будет реализовываться, кто и на каком основании будет у нас все это сочинять? Поручение президента профильным ведомствам? Таких нет. Совместное задание для РАН и Патриархии? Тендер с единственным исполнителем под еще один распил? Открытый конкурс, как когда-то на Музей Ленина, Дворец Советов или мемориал жертвам репрессий? У нас только что писали Концепцию государственной культурной политики с потугами на идеологический официоз. Известно, чем закончилось и как все проходило (включая дворцовую интригу и экзотические фантазии неофитов про Европу). Есть желание повторить, под смех и слезы, с отрепетированной клоунадой, с публичной обструкцией и письмами протеста? Проверенный способ завести и без того взбудораженное общество.
***
Если же подходить к делу профессионально и без радостного дилетантизма, ситуация уже сейчас выглядит существенно иной, чем полагают энтузиасты переписывания Конституции. Не надо думать, что идеология возможна только в тех формах, какие старшие товарищи помнят со времен марксизма-ленинизма в его партийной ипостаси – с официально утверждаемым идейным каноном, с идеологическим отделом ЦК, сетью партполитпросвета, аттестацией в системе просвещения и образования, с организационно оформленным контролем, надзором и цензурой в сфере базовых смыслов.
Якобы состоявшаяся деидеологизация не более чем иллюзия. Идеологии нет там, где у нас привыкли ее видеть, но помимо этого есть и совершенно другие ипостаси идеологического. Есть идеология как система идей и как система институтов плюс своя распределительная экономика идеологического – ресурсное регулирование сферы идей, ценностей и смыслов посредством «крана». Есть теневая и латентная идеология. Существует даже своего рода идеологическое бессознательное, которое не артикулируется, но может быть реконструировано по объективациям политического поведения. Современный (точнее, постсовременный) взгляд на вещи рассматривает идеологию не как нечто локализованное, существующее наряду и через запятую со всем остальным – с политикой, экономикой, культурой, социальной сферой, структурами повседневности и обыденным сознанием. С некоторых пор идеология рассматривается скорее как нечто диффузное, пропитывающее социальную жизнь во всех ее мельчайших порах. Такие представления о «проникающей» идеологии воспроизводят диффузные модели политики, идущие от «микрофизики власти» Мишеля Фуко, – и при этом они дают иную картину реальности, в том числе нашей. Более того, иногда кажется, что такие схемы с нашей туземной эмпирии как раз и списаны.
С этой точки зрения теневая, скрытая, латентная госидеология у нас давно есть и лишь наращивает свою экспансию в сознание и культуру. Ее можно назвать гибридной – при всей оскомине от этого слова. Такие практики вовсе не нуждаются в конституционной легитимации. Скорее наоборот: они противятся тому, чтобы к ним привлекали лишнее внимание – даже помимо всех законодательных запретов. Это как в разведке: можно, конечно, попытаться легализовать резидента в качестве такового, но многих ли он после этого завербует?
А пока ситуация выглядит парадоксальной. До сих пор попытки сваять государственную идеологию заканчивались фиаско. Теперь это безнадежное дело хотят поставить на конституционную основу, вменив государству реализацию еще одного заведомо провального проекта. Сон разума иногда рождает особо ценные идеи.