Глеб Павловский об идеологии, антирейтинге …

О.Журавлёва― Добрый вечер. Это программа «Особое мнение», меня зовут Ольга Журавлёва, у нас в гостях Глеб Павловский, политолог. Здравствуйте, Глеб Олегович.
Г.Павловский― Здравствуйте.
О.Журавлёва― Скажите, Глеб Олегович, Конституцию-то надо менять?
Г.Павловский― Ну, почему бы нет? У нас просто накануне столетия Октябрьской революции как-то хочется всё менять. Конституцию тоже. Почему бы ее не поменять? Я думаю, что ее никто не собирается менять пока.
О.Журавлёва― Вы думаете?
Г.Павловский― Ну да. Не видно признаков. Не видно, зачем, во-первых, потому что есть несколько остатков государственности в Российской Федерации и один из них довольно важный – Конституция. Тогда если не будет Конституции, тогда мы будем управляться заявлениями каких-то депутатов. Вот, встанет утром депутат, что-то придумает и что-то скажет, и будет…
О.Журавлёва― Но это же не значит отменить Конституцию? Можно ее переписать и сделать более лучше.
Г.Павловский― Да, но вы не сделаете Конституции – она уже не станет основным законом реально. Все-таки, у нас ведь, понимаете, у нас как-то так вот. Нам не нравится, например, прежний мировой порядок, крушение Советского Союза, не нравится крушение двуосной системы. Но результат этого – это то, что у нас есть государство Российская Федерация. Не стоит, вот, затрагивать те вещи, от которых зависишь, с которых, как говорится, с оборота кормишься.
Россия существует, в частности, потому что у нее есть основной закон. Если мы решим, что нам не нужен основной закон, то встанет вопрос: «А кто вы здесь такие вообще?»
О.Журавлёва― А если нам нужен другой основной закон?
Г.Павловский― Другой основной закон – это тогда надо договориться, что по этому закону согласны другие жить. У нас тут же возникнет на месте залеченной травмы, возникнет новая. И кто ее будет залечивать и сколько, неизвестно.
Сейчас эти вещи, так сказать, все разрезы – они в такое наше беспокойное время… Ведь, мы вышли из прошлой эпохи, а в новую еще даже не вошли. Непонятно, как она будет выглядеть. Прежняя была понятная эпоха –деполитизация, где все интересы спрятаны под ковер, под стол. Есть правила какие-то такие, общие. Ты не трогаешь власть, она не трогает тебя и не спрашивает, какая у тебя идеология.
О.Журавлёва― Вот, кстати об идеологии. Сенатор от Крыма Ольга Ковитиди внесла в Госдуму законопроект о новой идеологии для России. Она говорит, что в целях обеспечения единства русского народа, формирования современной идеологии страны мы можем начать говорить о необходимости наличия единой идеологии в России. Настоящий законопроект уже подан в Государственную Думу сенатором.
Ну, вот, скажите пожалуйста, какова судьба такого законопроекта должна быть?
Г.Павловский― Ну так она должна же предложить. Идеология – такая вещь… Вот, депутат Ковитиди могла бы предложить что-то античное, какую-нибудь античную идеологию, древнегреческую допустим.
О.Журавлёва― Ну, пример приведите?
Г.Павловский― Ну, пример. Ну, например, что все граждане, все свободные граждане имеют право иметь не менее одного раба.
О.Журавлёва― Это идеология?
Г.Павловский― Да, это была бы логичная идеология, да? Почему ты свободен? Потому что вот раб, а я не раб.
А разговоры про то, что мы тут сядем и напишем, только вы нам заплатите и мы тут вам напишем идеологию, в которую сами не верим, они в пользу бедных. Этого не будет. Просто люди забыли, что идеология связана со словом «идея». Значит, у тебя должны быть идеи, в которые ты веришь, ценности какие-то, в которые ты веришь, исповедуешь. Это серьезная вещь. Тогда ты можешь там, так сказать, предложить какую-то систему идей. Если у тебя нет ни идей, ни системы, если ты просто какая-то нигилистка с района, то что ты предложишь? какую идеологию?
О.Журавлёва― Но у кого-то же есть идеи, в которые они верят? Кто-то же может, на самом деле, серьезно сесть и написать красивую программу?
Г.Павловский― Написать красивую программу может, в общем, кто угодно, имеющий среднее образование, если ему заплатят, да?
О.Журавлёва― Мне кажется, вы сводите всё к тому, что идеология – это то, что можно купить.
Г.Павловский― Нет. Идеологию нельзя купить. Я как раз повторяю, что для того, чтобы существовала в стране идеология, само общество должно хотя бы, там, как после революции, остывая, верить в идеи, какие-то идеи. Чтобы Евросоюз верил в свое единство, у него была идеология, вот, Единая Европа. Это же тоже идеология. Но идеология, в основе которой исповедание ценностей. А если депутат Ковитиди хочет написать новую идеологию, ну, пусть напишет. Но дальше что? Кому она это продаст? И кто это купит, вот самое главное? Вот, в чем дело, понимаете?
О.Журавлёва― Вообще нужна, действительно, прописанная какая-то строчка?
Г.Павловский― Нам нужно сперва понять, какие идеи у людей, у людей Российской Федерации? Есть идеи?
О.Журавлёва― Ну что, депутат не?..
Г.Павловский― Нет-нет…
О.Журавлёва― ...и сенатор – это не человек?
Г.Павловский― Ну, вот, сама такая инициатива говорит, что идей-то у нее нет. Она бы начала тогда не с закона об идеологии, а с какой-то проповеди идейной, во что она верует.
Вот там госпожа Поклонская – у нее есть какие-то странные идеи, да? Она, правда, путается в фамилиях, исторических деятелях, литературных произведениях…
О.Журавлёва― Может, она знает больше нас.
Г.Павловский― ...но она… Видно, что в ней есть какая-то чудовищная искренность. А готовых слабать идеологию за государственный грант у нас очень много. Знаете, набегут и затопчут депутата Ковитиди.
О.Журавлёва― Проблема в том, что в Конституции прописано отсутствие официальной идеологии.
Г.Павловский― Да вот… Ну так это же не мешает вам получить грант на написание государственной идеологии, и вы напишете. Потом выяснится, что Конституция этого не предусматривает. Ну, ее разошлют по отделам народного образования, например, муниципальным, и несчастные какие-нибудь учителя будут зачитывать косноязычные строки якобы государственной идеологии.
Понимаете, эти люди – невежды. Они не могут связать даже двух идей вместе каких-либо. У них всегда одна идея какая-то.
О.Журавлёва― Давайте поиграем в игру. Глеб Олегович, я вам, условно говоря, дала грант: «Сформулировать для Конституции государственную идеологию Российской Федерации».
Г.Павловский― Пожалуйста. Сделаем Россию великой опять.
О.Журавлёва― Угу. И всё?
Г.Павловский― И всё.
О.Журавлёва― А как мы это будем делать, это уже дело пятнадцатое?
Г.Павловский― Ну, во-первых, можно пойти самым простым путем – выбрать меня президентом.
О.Журавлёва― М!
Г.Павловский― А потом, значит, я ее буду делать великой. Но это рискованный шаг, азартный путь, понимаете?
О.Журавлёва― У вас есть концепция, как ее сделать великой?
Г.Павловский― Несомненно-несомненно! Как только я окажусь президентом, я тут же (НЕРАЗБОРЧИВО). У меня вообще много идей, на самом деле. Много идей. И я бы написал несколько идеологий даже для одной Российской Федерации, только я не знаю, что бы с этим делал? Кто заплатит?
О.Журавлёва― Ну, сейчас кто-нибудь послушает в эфире и присвоит ваши мысли.
Г.Павловский― Вот. Поэтому я буду осторожен. Давайте сперва сделаем Россию великой.
О.Журавлёва― Прежде, чем вы станете президентом и сделаете Россию великой, маленький тест. Вы в Бутырке «Горе от ума» читали?
Г.Павловский― Я всю русскую классику перечитал именно в Бутырках от начала до конца. Я ее не любил очень в школе – меня мучили ею. А в Бутырках я всё прочитал на ура.
О.Журавлёва― Прекрасно.
Г.Павловский― И «Горе от ума» тоже.
О.Журавлёва― Глеб Павловский – политолог, который читал «Горе от ума». Мы встретимся с вами после небольшого перерыва.
О.Журавлёва― И снова с вами программа «Особое мнение», в студии политолог Глеб Павловский, который считает, что идеология должна стать идеей сделать вновь Россию великой. Значит, сейчас она малая, не внятная. Для чего должна быть Россия великой?
Г.Павловский― Слабая она, слабая у нас. Бедненькая. Слабая. Вот, почему смотрит наш зритель и читатель, почему так следит за американскими выборами?
О.Журавлёва― Потому что показывают.
Г.Павловский― Нет. Потому что… Даже тот, который не смотрит телевидение. Потому что это театр силы. На самом деле, нет никакого сомнения, что не эти несчастные люди, которые меряются своими антирейтингами, на самом деле, и, собственно говоря, победит тот, чей антирейтинг чуточку окажется в последнюю минуту ниже другого.
Конечно, сама Америка – это место силы. И государственной, потому что она создала государство, а мы тут развлекаемся вертикалью власти. И потому что она более или менее разумно управляется. Вот. Не надо любить Америку, чтобы понимать, что это сильный комплекс. А мы всё играем, выкручиваемся из ситуации своей слабости. Так попробовали – не получается. Раз – перепрыгнули куда-то там на Ближний Восток, что-то там поделали. Тоже не получается. Еще немножко денежек потратили.
О.Журавлёва― Вообще можно подумать, что у Америки получается. Куда б они ни пришли, везде их с рушниками и хлебом с солью встретили.
Г.Павловский― А это другая проблема, это проблема уже использования силы самонадеянности. У силы свои проблемы. Это, прежде всего, ну, как сказали бы, православная гордыня, а можно сказать самонадеянность. Америка – очень самонадеянная страна, потому что сильная.
О.Журавлёва― Так в чем сила-то, я хочу понять?
Г.Павловский― Нет, «В чем сила, брат?» (смеется)
О.Журавлёва― Да, да, да. Да. Давайте.
Г.Павловский― «В чем сила, брат?» В чем сила Америки, мы видим. Она выстроена просто как государство. Там вы можете избрать идиота президентом… Теоретически можно, и так иногда там бывает. Но при этом всё равно будет работать, система будет работать. И будет работать суд, да? Идиот не сможет ничего приказать суду, даже маленькому суду в маленьком графстве. Не сможет просто.
О.Журавлёва― А богатый идиот сможет?
Г.Павловский― А богатый идиот – ну, он может нанять богатого… Не президент только, а частное лицо – он может нанять богатого адвоката, хорошего адвоката и выиграть, как было с этой историей с Симпсоном, да?
Там бывают судебные ошибки, судебная коррупция. Но еще раз, нам не надо смотреть театр чужой силы – нам надо свою создать. Свою бы создать.
О.Журавлёва― По какому образцу?
Г.Павловский― Не надо по образцу. Вот это… Вот это русская страшная идея, что где-то есть образец, который ты можешь стащить. Вот такой чудесный историк (покойный уже, конечно) Тойнби сказал, что когда Европа выставила на прилавок впервые идею передовой цивилизации, Петр Первый догадался подбежать к прилавку и стащить эту идею. Вот. И с тех пор, вот, мы постоянно пытаемся сделать так, как у них. А что у нас происходит при этом, ну, мы сами видим что, да? Поэтому нам проще всегда оштрафовать, чем что-то устроить.
Вот, как сейчас обрадовались все власти городов-миллионников, что, похоже, им разрешат повысить до запретительных размеров просто цену парковки.
О.Журавлёва― Это очень простая штука. Пока. Пока мест на парковке мало, значит, можно повышать цены.
Г.Павловский― Нет, простите, это не рыночная логика, это не логика цены. Тогда если власть, избранная гражданами, имеет право вести по отношению к ним себя как продавец, то есть не им предоставлять услуги, а продавать им, продавать им свои услуги за дополнительные деньги, это называется вообще «коррупция». А фактически у нас такая империя штрафов. Штрафная диктатура. Она обрадовалась, что штрафы собирать проще, чем налоги, и вовсю идет этим путем. И если ее не остановят просто, вот, граждане, оппозиция, которая бы лучше занималась чем-то полезным, чем тем, чем сейчас, депутаты, вот, пусть они не идеологию сочиняют, а защищают граждан от идиотов во власти, а также идиотов в экономике.
О.Журавлёва― Я не понимаю, почему государство, которое жестко всё регламентирует, всех штрафует, заставляет играть по своим правилам, это слабое государство.
Г.Павловский― Отвечаю. Потому что оно не может ни предоставить возможности людям производить, поэтому оно зависит, собственно, от торговли сырьем. С сырьем, как вы знаете, проблемки (с продажей) на мировых рынках. Оно не может поэтому собрать налоги с населения – оно может собирать их только с крупных, опять-таки, сырьевых корпораций. Поэтому оно ищет, всюду ищет узенький сектор того, что можно сделать, где можно протиснуться вот с этими судами, с этой полицией, с этим Министерством финансов, и находит.
Знаете, как дети всё время проверяют, закрыли родители какой-нибудь интересный для них ящик или шкафчик, или забыли. Вот. Вот так и тут: «А, штрафы!» И вот, значит, за прошлый год собрали штрафов больше, чем налогов. Представляете? Это американцу скажи – не поверит. Просто у них такого даже представить нельзя.
О.Журавлёва― И прям бесплатные парковки везде?
Г.Павловский― А?
О.Журавлёва― У них прям?..
Г.Павловский― Нет, причем тут? У них очень много платного, в том числе и частного. И даже частные тюрьмы, которые мы только обсуждаем как идею.
О.Журавлёва― Вам, кстати, идея нравится?
Г.Павловский― Да, нравится, потому что я вам скажу, что будет задан, в принципе, в частной тюрьме с самого начала, будет задан какой-то стандарт минимально допустимой площади на одного заключенного и так далее. А в старых тюрьмах стандарты задавались при Екатерине и с тех пор не пересматривались.
О.Журавлёва― Ну, сейчас эти стандарты существуют, и в новых в том числе. Но они нарушаются.
Г.Павловский― Да. Зайдите в любую тюрьму. Сейчас уже, правда, с этим будет проблема, да? У нас, как бы, в комиссии по наблюдению за тюрьмами назначают самих тюремщиков. Это тоже такой, интересный способ проверки. Но я хочу сказать, частная тюрьма – это в любом случае плюс. Странно сказать, но мы нуждаемся в тюрьмах. У нас мало их строят, потому что это не выгодно, да? Это же расход чистый для государства. Поэтому…
О.Журавлёва― А нельзя меньше сажать?
Г.Павловский― Для начала это надо было, и когда-то была даже такая разумная идея, что не надо перегружать тюрьмы, потому что ты получишь оттуда, выйдут оттуда больные, обученные дополнительным навыкам криминального поведения люди, а вовсе не перевоспитанные. И все это знают. Вот. По этим самым парням, которые пытали Ильдара Дадина, видно, как они там перевоспитывают заключенных.
Конечно, надо разгружать тюрьмы. И, кстати, Путин в начале своего президентства об этом помнил, он разгружал. Он сделал одну важную вещь – он выпустил вперед… Америка впервые вышла вперед по количеству заключенных на 10 тысяч. Россия теперь на втором месте.
О.Журавлёва― Ваше хваленое сильное государство.
Г.Павловский― Нет, это было очень хорошо. Это было очень хорошо. Просто он как многие вещи, он начал и бросил, потом ему стало не интересно.
О.Журавлёва― Ну, знаете, Обама тоже обещал Гуантанамо закрыть еще когда. Глеб Олегович, мы поговорим об этом в следующей части программы.
Г.Павловский― О Гуантанамо?
О.Журавлёва― Может быть, и до Гуантанамо доберемся. Это «Особое мнение». Никуда не уходите, мы скоро вернемся.
О.Журавлёва― И снова с вами программа «Особое мнение», в студии политолог Глеб Павловский. Но мы, все-таки, оставим Америку и Гуантанамо пока мы со своими вопросами не разобрались. Про величие России-то мы всё как-то не можем выяснить все подробности.
Вы писали в своей статье, что идет переходное время в России.
Г.Павловский― Ну да.
О.Журавлёва― Что есть некое не представленное большинство, чьи интересы никто не представляет во власти, и любая из небольших групп может активизироваться и вообще всё изменится. На какие группы вы обращаете внимание? Вот, кого сейчас нет на поверхности, а они есть?
Г.Павловский― Ну, в прошлое время вот эти термины что-то значили (большинство, меньшинство). В чем их коварство? Они создают ощущение, что ты видишь всё поле: «Вот, есть большинство какое-то, а есть какое-то меньшинство и, значит, ты всё знаешь». А теперь видно, что, вот, пожалуйста, прошли выборы в сентябре, и номинально конституционное большинство. Фактически случайный композитный набор людей, причем связанный с манипуляцией явки и с активностью местных региональных аппаратов, в частности, в кавказских республиках и других. То есть результат, который самому Кремлю не понравился.
Они-то ждали такой, политической мобилизации на идейной базе, вот, идеологическая, посткрымская. А ее не было. А там, где ждали этой мобилизации, там люди просто не пришли. А пришли они там, где их просто привели, где власть достаточно сильна (к вопросу о силе), чтобы решать вот такие вопросы. Да, к счастью, в Москве и в Питере она недостаточно сильна для этого, чтобы водить на избирательные участки.
О.Журавлёва― А если б была бы?
Г.Павловский― Вот. Я хочу сказать, что нет уже этой… Большинство, меньшинство – это какие-то такие, архаические понятия, они сегодня ничего не значат. То, что в Думе сидит орда людей, которые требуют от имени своих регионов, своих губернаторов, своих президентов в некоторых еще имеющихся республиках, чтоб им заплатили, их регионам за то, что они обеспечили явку. Какой здесь толк для государства? В чем здесь толк для бюджета, когда Путину в лицо Рамзан Кадыров говорит, что «А меня не устраивает этот бюджет. Мне мало. Мало». И Путин немедленно, в тот же день говорит: «Ну, вот, в этом году, к сожалению, не получится. Но к осени обязательно повысим». Вот.
Это что? Это сила? Где здесь сила, брат? Я не вижу здесь силы. Поэтому теперь не надо смотреть на вот эти цифры большинства-меньшинства, так же, кстати, как на цифры рейтингов.
О.Журавлёва― Соцопросов?
Г.Павловский― Рейтингов. Антирейтинги, как показали американские выборы, интереснее. А он коварен (антирейтинг). Он, ведь, в отличие от рейтинга, который ты видишь: он там растет (есть тренд) или падает (есть тренд). Антирейтинг коварен: он накапливается. Он сперва может быть не виден, не прозрачен. И потом раз, он выстреливает. Они ведут себя иначе, чем рейтинги, поэтому…
О.Журавлёва― Ну, что такое антирейтинг? Вот, объясните на простом примере.
Г.Павловский― Антирейтинг – это сумма раздражения людей, в том числе раздражения от того, что их вынуждают к лояльности, которая для них не выгодна, для них бесполезна. Для них бесполезна лояльность, при которой штрафы растут, рубль падает, при которой государство сообщает, что оно сейчас будет проводить… Вы знаете, что оно будет интервенции проводить сырные? Сырные интервенции.
О.Журавлёва― Да вы что?
Г.Павловский― Такого вообще не было, вы знаете, даже в СССР. Да. Они были у нас только зерновые интервенции на зерновом рынке. А сейчас, когда выяснилось, что народ не хочет покупать по швейцарским ценам вот эту дрянь, которую сейчас продают, самодельную и самопальную сырную массу, сыросодержащий продукт (во, как он называется!), то теперь государство будет закупать. И мы знаем некоторых министров, у которых уже всё готово, у которых ломятся амбары от чего-то сыросодержащего. А потом, значит, расплатившись с ними, будет в какой-то форме…
О.Журавлёва― Есть это.
Г.Павловский― Да, есть. Но это вообще советская система. Вот это уже чисто советская система, что такая сырная интервенция. Мы жили в условиях вот таких интервенций.
О.Журавлёва― Глеб Олегович, все-таки, объясните мне, пожалуйста, почему вы считаете, что ситуация меняется…
Г.Павловский― Ситуация меняется, потому что…
О.Журавлёва― ...что в обществе что-то не то?
Г.Павловский― Почему не то? Наоборот!
О.Журавлёва― То! Хорошо, то.
Г.Павловский― Наоборот. Постепенно возвращается то. Мы просто отвыкли за 10 лет. Где-то 10 лет вот этой такой было тишины, да? Которой, прямо скажу, мы добивались, и я тоже добивался, и считал, что это очень нужно, чтобы после эпохи потрясений 90-х всё успокоилось.
О.Журавлёва― Настали тучные годы.
Г.Павловский― И в том числе успокоилось. А потом машина успокоения, вот этот самый наш реанимобиль превратился, что ли, в основную государственную услугу. Комбинация телевидения, значит, с социальными выплатами, некоторым регионам особенно, — это превратилось в машину подавления, глушения мозгов и, в общем-то, сейчас дальше некуда. Надо производить. Кто будет производить? Динозавры вымерли, стали нефтью. Нефть дешевеет, тем не менее. Кто будет производить продукт для мирового рынка? Кто?
О.Журавлёва― Вы хотите сказать, что вот это умиротворение, деполитизация и вот этот вот тихий период уничтожили что? Предпринимательство? Экономику?
Г.Павловский― Они приучили к жизни в пансионате. В таком, не богатом, но, все-таки, пансионате, где постепенно всё время растут, индексируют социальные выплаты и прочее такое. Ну, мы же помним эту эпоху стабильности – она была, многим нравилась и ничего была эпоха. Просто нефти дорогой не хватило.
О.Журавлёва― Кроме вас недовольные тоже есть этим фактом?
Г.Павловский― Недовольные своим кошельком – их всё больше. И, вот, и здесь объединяются, понимаете, и учителя, и врачи, и Рамзан Кадыров, и дальнобойщики. То есть возникают такие вот выбросы. Чего? Интересов. Человек или группа людей, или коалиция, или регион говорит: «А у меня такие интересы. Давайте обсудим мои интересы». А система говорит: «Нет, простите, у нас не принято обсуждать интересы. Вы идите просто к Володину, и там на Совете Госдумы тихо, без лишних людей будем обсуждать».
Вы понимаете, а их всё больше и они всё более разные. И теперь возникает вопрос: «Где их обсуждать?» Вообще-то говоря, для этого есть пресса, телевидение.
О.Журавлёва― Есть.
Г.Павловский― Дебаты, наверное, должны быть посвящены не вопросу о мировой закулисе, а тому, что происходит в стране. Телевидение превратилось в орду лентяев (центральное я имею в виду), оно просто проедает бюджет. Это же свинство тратить государственные деньги и не показывать стране, что в ней происходит, а рассказывать ей сказки, всё время заставлять обсуждать какие-то невероятные вещи. Там, Украину… Про Украину население слышит больше, чем про Россию. Про Украину, про Сирию…
О.Журавлёва― Ну так и хорошо: это же работает система.
Г.Павловский― Нет, оно работает, но накапливая и производя антирейтинг. А потом этот антирейтинг выстрелит.
О.Журавлёва― Вы хотите сказать, что 17-й год – это всё не просто так?
Г.Павловский: 17―й и 18-й годы – это не просто так. И новая администрация…
О.Журавлёва― Ну, скажите прямо: вы ждете, прямо вот, протестов?
Г.Павловский― Почему вы считаете, что вопрос в протесте? Вот, это вот тоже такая… Это тоже миф, который мы тоже распространяли: вот если меньшинство, это обязательно протестное меньшинство. Россия состоит только из меньшинств, в ней ничего кроме меньшинств нет. Кроме сообщество разной степени величины (от двора и микрорайона до, значит, какой-то там церквушки, храмика, прихода, деревни или людей в корпорации). Ничего другого нет, никакого большинства нет. Это мозаичная страна. Это пестрая, фрагментарная страна. Она никогда не будет единомыслящей. Никогда. Она никогда не будет единой в том смысле, как об этом говорит сегодня власть. Она жива только потому, что она не едина. Да? Мы помним историю: когда ее пытались сделать единой, она начинала глохнуть.
Так что сегодня вот эти интересы, а, значит, конфликты (потому что нет разных интересов, которые можно объединить без конфликта политического) – они выходят и в аппарат, и наружу, и этого будет всё больше, и 17-й год, конечно, это будет год конфликтов. Не обязательно протестов. Конфликтов.
О.Журавлёва― Ну, как? Как вы это понимаете?
Г.Павловский― Мы считаем, что оболдуи, которые ходят по улице, это что, это идеал политики, что ли? Протест может быть заявлен в парламенте. И должен быть заявлен, вообще-то говоря, в парламенте.
О.Журавлёва― Кстати, Володин уже предпринял какие-то шаги, чтобы?..
Г.Павловский― И Володин никуда не денется. Он, может быть, хотел достроить систему Володина, а он будет реально управлять похоронной комиссией этой системы. И это будет видно уже в следующем году. Она оживает. Она оживает. Другое дело, что может оказаться недостаточно емкости политической, медийной… Медийной точно уже сейчас видно, что недостаточно…
О.Журавлёва― Ну, у нас интернет есть.
Г.Павловский― ...для того, чтобы интересы могли быть обсуждены. Потому что один регион хочет денег и другой регион хочет денег. Кто больше имеет прав на это? Почему это решает неизвестно кто? Почему они не могут выйти со своими пожеланиями? Это уже начинает казаться абсурдным.
Вы знаете, очень много вещей кончаются просто потому, что человек спрашивает: «Да, а почему это вообще так?» И это не протест, это просто здравомыслие. Я думаю, что мы вступаем в эпоху конфликтного здравомыслия.
О.Журавлёва― О как! Слушайте, я это даже запишу. Спасибо большое. В эпоху конфликтного здравомыслия мы вступали сегодня с Глебом Павловским, политологом. Всем спасибо, всего доброго.